Прочитав дважды в «Литературной газете» статьи о степном городе Зернограде (последняя статья в №117/3773/28 сентября 1957г.), я пришел к выводу, что этот город вызывает какой-то интерес у общественности, поэтому, возможно, небезынтересно знать о его возникновении от работника, принимавшего непосредственное участие в его строительстве.
Я решил поделиться с читателями местного журнала «Дон» об этом интересном событии.
В конце 1928 года при Наркомате сельского хозяйства был создан «Зернотрест» с небывалой по масштабу задачей: организовать по всему Союзу зерносовхозы и построить для них поселки с жильем и всеми необходимыми производственными и хозяйственными сооружениями. Потребовался колоссальный строительный аппарат с привлечением значительного числа технического персонала. Для его вербовки ответственные работники треста выехали в крупные города, в которых еще до революции существовали высшие технические учебные заведения. Я тогда жил и работал в Киеве, куда прибыл для указанной цели член правления «Зернотреста» товарищ Герчиков. Я написал ему заявление, анкету, представил необходимые документы об окончании инженерно-строительного факультета местного политехнического института, документы о стаже и был зачислен на работу в это новое учреждение, без определения должности и места работы.
9 января 1929г. я прибыл в Москву, явился в трест, который помещался в то время на углу Кузнецкого моста и Петровки, где ныне помещается Министерство речного флота. Там мне сообщили, что я назначен ответственным техническим руководителем по строительству учебно-опытного зернокомбината в Сальской степи. На мое естественное желание узнать подробности об этом строительстве мне ответили, что еще не выбрана точка поселка, не имеется генерального плана, к проектировке отдельных зданий только что приступили. Однако предупредили, что через месяц проект будет готов, и я должен буду по его изготовлении немедленно выехать к месту работ. Пока же мне предложили поехать в город Оренбург, сформировать там строительную контору для строительства поселков местных зерносовхозов и через месяц передать ее начальнику конторы, который к тому времени будет назначен и прибудет в Оренбург. Эта моя временная командировка не была случайной. Дело в том, что некоторые хозяйственные постройки в совхозах предполагалось строить глинолитными; в долговечности таких построек и целесообразности их применения в учебно- опытном зернокомбинате я высказал сомнение. Тогда мне предложили параллельно с работой по формированию конторы ознакомиться в бывшей Оренбургской губернии с существующими много лет глинолитными посторойками в татарских поселках. Эти постройки оказались очень мелкими по объему, и все-таки простоявшие долгое время, имели деформированные стены.
В Зернограде из глинолита были построены только два небольших здания: склад и конюшня.
В феврале 1929г. я закончил формирование оренбургской конторы; сдал ее прибывшему из Москвы главному инженеру и вернулся в Москву.
К моему возвращению проект учебно-опытного зернокомбината в значительной части был уже готов. Он создавался под руководством главного архитектора комбината, ныне здравствующего, Василия Ивановича Ерамишанцева. Помимо большого общего стажа в проектировании и строительстве, он имел к тому времени значительный опыт в постройке сельскохозяйственных сооружений в условиях Советского Союза, так как участвовал в строительстве сельскохозяйственной выставки 1923 г. и в постройке на территории Подмосковья хозяйств, принадлежащих госучреждениям. Кроме того, он обладал еще неоценимым качеством — готовностью оказать помощь делом и советом в любом строительном вопросе.
Василий Иванович подробно ознакомил меня со всеми деталями проекта; снабдил необходимыми чертежами и благословил в путь.
В первых числах марта я прибыл с почтовым поездом на разъезд Северо-Кавказской железной дороги, с экзотическим названием «Верблюд».
Сойдя с поезда, я увидел следующую картину. По обоим сторонам железнодорожного пути тянутся высокие, в рост человека, валы плотно слежавшегося снега; в некотором отдалении — огромные высокие сугробы снега, из-за которых подымались столбы дыма двумя правильными рядами, и дальше, насколько видел глаз, — открытая степь без единого дерева и куста. Позже о снежных сугробах, целиком укрывающих одноэтажные здания, я ознакомился детально практически, но об этом после.
В Москве мне сообщили, что в станционной железнодорожной казарме остановились несколько человек технического персонала треста «Русгерстрой», приглашенного выполнять строительство капитальных зданий, которые запроектированы из теплобетона. В эту казарму я и направил свои стопы.
В одной из комнат казармы помещался с семьей бригадир железнодорожной бригады рабочих, во второй — 5-6 техников и десятников-строителей; оставалась «свободной» ламповая, площадью 4-5 кв. м, в которой находились: керосин, лампы и прочий инвентарь для освещения зданий разъезда и пути. В этой комнате я и поселился с прибывшим одновременно со мною десятником.
У ламповщика, местного старожила, я впервые получил необходимые практические сведения о местном климате, резких случайных отклонениях от него, о водоснабжении и о прочих необходимых данных для планирования строительных работ. Других, проверенных данных у меня не было, так как они только еще собирались и уточнялись в процессе проектирования поселка.
А справки ламповщика были неутешительными. Неожиданные весною переходы от теплых дней к значительным морозам; снежные бураны с сильными ветрами и другие климатические неприятности; отсутствие открытых водных бассейнов, засоленая вода в колодцах. Главным тяжелым вопросом оказалась вода. Помимо того, что она необходима для питья и хозяйственных нужд, много воды требовалось для возведения железобетонных и теплобетонных сооружений.
Остро давал себя чувствовать и вопрос с рабочей силой. Те немногие рабочие, которых удалось завербовать, разместились по окрестным хуторам, расположенным на значительном расстоянии от места строительства. Им приходилось затрачивать много времени и сил на переходы в условиях наступающей весны к месту работ и обратно.
Однако все эти неприятности не могли служить причиною к оттяжке начала строительных работ. Эти вопросы требовали немедленного практического разрешения.
На первом производственном совещании в общежитии железнодорожной казармы было решено:
а) на следующий же день приступить к разбивке поселка по генеральному плану, который я привез с собою;
б) немедленно приступить к постройке подъездных железнодорожных путей на площадку, укладывая их прямо по снегу с тем, чтобы выравнивать их в процессе эксплуатации по мере стаивания снега;
в) немедленно заняться вопросом водоснабжения;
г) приступить к постройке двух бараков для рабочих.
Настроение среди коллектива было весьма бодрое; все эти мероприятия без замедления начали осуществляться.
Через декаду один каркасно-засыпной барак был готов; для него удалось добыть в Ростове всю столярку и необходимый строганый лес. Наличных рабочих собрали на площадке. В этом же бараке сложили плиту и наладили питание; дышать, что называется, стало легче. Путь к месту складов таких громоздких материалов, как лес, цемент, котельный и гранулированный шлаки, уложен и по нему открыто движение. Правда, он неожиданно оседал в некоторых местах, пришлось наготове держать домкраты, но это по обстановке были мелочи. Хуже было то, что лес, цемент, гвозди пошли беспрерывным потоком; не успевали разгружать и, при отсутствии крытых складов, приводить в порядок, в условиях весны, такие деликатные материалы, как цемент.
Через месяц на площадке было построено четыре барака для рабочих на 160 человек, столовая, навес со сценою, склад; разбит поселок зернокомбината по главной и боковой магистралям. Весна вошла в свои права; снег стаял; наступили теплые солнечные дни; вязкая почва так размокла, что ходить по ней стало очень трудно. Так было до 12 апреля. В этот день неожиданно ударил мороз и подул снежный буран такой силы, что ходить против ветра было очень трудно; приходилось поворачиваться к нему спиной и идти задом. Дул он трое суток. Вся степь покрылась снегом. В местах, где он задерживался, появились большие сугробы. Это было первым практическим переживанием «проказ» местного климата, предсказанных ламповщиком. В эти дни вести строительные работы можно было только непосредственно на земле и только за каким-либо укрытием.
Через три дня буран стих; наступил штиль с ясными солнечными днями, с 20° плюсовой температурой воздуха. Снег растаял, как масло на горячей сковороде, но степная глинистая почва настолько размокла, что в некоторых местах приходилось сапоги вытаскивать из грязи руками, стоя босиком у места «катастрофы».
К 1-му мая девственная степь покрылась травой и ковром ирисов; стояли прекрасные солнечные дни без ветра; заливались степною трелью жаворонки. Наступила такая красота в природе, которой мы, впервые приехавшие в эти места, раньше не видели. К этому времени был практически разрешен и вопрос с водою для строительства. Мои разведки по этому вопросу в Ростовских специальных учреждениях не дали должных результатов. Царское правительство в этом районе водою не интересовалось, поэтому никаких сведений о ней и не было. Одно я выяснил определенно, что грунтовые воды на всей площади, отведенной под зернокомбинат, засолены. Для питья воду можно добывать из колодцев, вырываемых в верховьях балок, где соль из почвы и грунта более или менее выщелачилась; но при значительном откачивании из них воды получается подсос ее из более отдаленных точек и она становится вновь засоленной. Это было весьма важным обстоятельством, которое мы учли, вырыв несколько таких колодцев в разных местах; из них подвозили питьевую воду в бочках. Для строительных целей вырыли тринадцать колодцев на самой площадке, соединили их трубами в одну систему; воду накачивали насосом в четыре тысячеведерных деревянных бака, установленных на временной деревянной водонапорной башне, откуда развели ее по строительным объектам. Вода была засоленная, но для бетонных работ практически допустима.
Итак, вопрос с водою был разрешен для строительных целей, но не для эксплуатации зернокомбината. Для него вода должна быть в достаточном количестве не засоленная; вполне пригодная для питья, хозяйственных целей, котлов и тракторов. Все виды местной верховодки для этой цели оказались непригодными. Оставался один путь — снабжение из буровых скважин. Но, если не имелось верных данных о грунтовых водах, тем более их не было о глубинных. Одно было известно, что земли комбината расположены на дне сравнительно недавно исчезнувшего протока между Каспийским и Азовским морями. И вот в свете этих данных я получил распоряжение из Зернотреста: немедленно приступить к бурению опытной буровой скважины с тем, что, если вода окажется пригодной, — превратить эту скважину в эксплуатационную. Место выбрано. К бурению приступили в три смены. На глубине 45-50 метров нашли воду. Анализ дал жесткость по 60мг свыше 40°, вкус удовлетворительный, цвет прозрачный. Пробной откачкой установлено, что дебет скважины недостаточен для нужд строящегося поселка; потребуется таких скважин не менее трех.
Саннадзор признал воду едва допустимой для питья и приготовления пищи, но ни в коем случае для хозяйственных целей. Тем более эта вода оказалась непригодною для котлов и машин. Я уведомил об этом «Зернотрест» и просил инструкций. Оттуда выслали комиссию, в которую вошли московские профессора. По прибытии комиссии в Ростов в нее вошел один ростовский профессор. Комиссия постановила: бурить глубже; вода необходимого качества должна быть на гранитах. Это постановление было принято вопреки резко выраженному мнению ростовского профессора, который уверял, что граниты расположены очень глубоко; добраться до них со средствами «Зернотреста» невозможно, а по пути на глубине около 100 метров встретится только один горизонт с морской водой. К сожалению, я забыл фамилию этого профессора. Он оказался прав. Бурение продолжалось. На глубине свыше 80 метров появилась морская вода, непригодная ни для каких целей зернокомбината. На мой запрос «Зернотрест» указал: затампонировать скважину до первого горизонта и превратить ее в эксплуатационную. Одновременно приступить к бурению еще двух скважин, до того же горизонта. Для умягчения воды приступлено к разработке проекта водоумягчительной станции. Все это осуществлено в натуре. Этим путем был разрешен для зернокомбината тяжелый вопрос со снабжением водою.
Для выполнения строительства мы получили бетономешалки, растворомешалки и другие необходимые для строительства механизмы. Все это требовало электроэнергии. В голой девственной степи ее, разумеется, не было. Тяжелая промышленность наша еще находилась в детском возрасте. Добыть подходящий двигатель в Ростове и других ближайших городах оказалось невозможным. На слезную телеграмму «Зернотрест» сообщил, что уже отгружен на стройку новый немецкий импортный электроагрегат, который по прибытии может быть установлен на примитивном деревянном фундаменте и в трехдневный срок пущен. Вскоре двигатель действительно прибыл вместе со специалистом-монтером. Мы его установили на поросшей ковылем площадке, предназначенной для сооружения постоянной электростанции.
Одновременно с монтажом возводили дощатый навес над ним. Через неделю агрегат был смонтирован и пущен. Строительство получило необходимый ток. По возведении на этом месте электростанции проектной мощности смонтированный нами двигатель вошел в комплект оборудования для эксплуатационных целей комбината.
К 1 мая 1929г. все подготовительные работы на площадке были настолько закончены, что по проведении майских дней решено было приступить к основному строительству. И оно началось.
К этому времени «Русгерстрой» был переименован в «Теплобетон». Работы производились круглосуточно в три смены. Энтузиазм и соревнование среди рабочих и техперсонала были исключительно высоки.
Производственные совещания протекали бурно при активном участии всех рабочих и техперсонала; вносились и проводились в жизнь ценные практические мероприятия, ускорявшие ведение работ. Несмотря на то, что техперсонал к тому времени располагался в приличных барачных условиях, некоторые работники жили на тех объектах, строительство которых им было поручено. Такое настроение у двух десятников двух разных объектов, дойдя до высшего предела, вылилось в такую форму, что они благородные цели осуществили не благовидными средствами, применив друг к другу рукоприкладство из-за желания получить быстрее крайне нужный тому и другому материал. Разумеется, их «проработали» на очередном собрании.
Строительство сразу развернулось на жилых домах, клубе, столовой, хлебопекарне, бане-прачечной, мехмастерской, центральной котельной и других хозяйственных объектах.
К концу 1929г. были построены и сданы в эксплуатацию: ряд жилых домов, общежитие, столовая, хлебопекарня, магазин, клуб, баня-прачечная, механическая мастерская, гараж, контора, склад, сараи для сельскохозяйственных машин, электростанция, котельная, водопровод и канализация.
Зернокомбинат, который до этого располагался в станице Егорлыкской в нанятых у жителей зданиях и в палатках, переехал в новый поселок, оборудованный по всем правилам строительной техники.
Прежде чем приступить к описанию строительства 1930 года, хочу остановиться на некоторых характерных случаях строительства 1929 года.
Для строителей был построен временный поселок на территории, примыкающей с одной стороны к строящемуся поселку зернокомбината, с другой — непосредственно к станции «Верблюд». Сразу же, как только вселились в свой поселок строители, он начал обрастать индивидуальными домами, образуя так называемую Нахаловку. Делалось это просто. Жители ближайших станиц и хуторов, решившие перейти в рабочие совхоза, освободив от печей, окон и дверей свои рубленые дома, помещали срубы на особо приготовленные дроги и на 3-4 парах волов перевозили их на «облюбованное» место. Мы не препятствовали этому, так как смотрели на это как на временное явление, а, кроме того, это давало нам рабсилу с готовым жильем.
В середине лета подули суховеи. Впервые мне пришлось переживать такое явление природы. Горячий ветер дул, как из сухопарника парового котла. Люди во время работы обливались потом. В обеденный перерыв каждый хочет обмыть хотя бы лицо и шею водою, но ее нет. На всех занятых на работах людей, это был бы ощутительный расход, а вода нужна для бетонных работ. Все это понимали и выполняли приказ — расходовать воду только для питья, утреннего и вечернего умывания. Но отдельные акробаты в самую жару лазили на 10-метровую высоту водонапорной башни и в баках принимали холодную ванну. Пришлось оградить их колючей проволокой.
После выполнения плана строительства первого года с удобствами устроились и строители. До этого я с семьею жил в той же ламповой в железнодорожной казарме, для чего мне пришлось построить двойные нары. Потом жил в построенном и оборудованном всеми удобствами отдельном домике, жизнь в котором мы с женою с удовольствием вспоминаем до сего времени.
Наступил 1930 год — второй год строительства. В течение этого года необходимо было построить машиноиспытательную станцию, агролабораторию, поликлинику, больничный городок, продолжать строительство жилых домов и заложить (сделать задел) здания ВТУЗа инженеров-механизаторов. Кроме того, выявилось, что необходимо дополнительно к программе построить гостиницу, так как не было буквально одного дня, когда поселок не посещал бы кто-либо из зарубежных гостей, и вторую столовую, оборудованную паровыми варочными котлами, так как выстроенная в 1923 году столовая по пропускной способности уже не удовлетворяла своему назначению. В отношении жилья, которое в основном проекте было предусмотрено и осуществлено в 1929 году в виде отдельных двух- и трехкомнатных квартир со всеми санитарными устройствами в них, последовало категорическое распоряжение из «Зернотреста» перейти на строительство общественного жилья типа коридорных гостиниц, с 1-2-3-х комнатными номерами, с общими кухнями, уборными и ваннами в каждом доме. Как ни протестовал против такой установки главный архитектор Ерамишанцев, ему предложили выполнить ее. На третий год эту установку, как не оправдавшую себя, отменили. Строительство 1930 года протекало гораздо легче, так как оно осуществлялось уже в городских условиях. Нехватки воды и электроэнергии уже не ощущалось; люди питались в столовой зернокомбината; мылись и парились в бане; летом неограниченно принимали душ; в клубе проводились лекции, вечера, киносеансы.
План строительства и этого года был выполнен. Нужно заметить, что помимо указанных благоприятных жилищно-бытовых условий для работ, климатические условия этого года содействовали выполнению наших задач. Зима 1929-30 г. была мягкая, малоснежная, с небольшими морозами, весна ранняя, дружная, и даже летом не было таких злостных суховеев, как в 1929 году. Мы уже забыли климатические невзгоды первого года; считали их случайным явлением и с таким настроением вступили в третий, последний, год строительства. Оставалось закончить здание ВТУЗа, построить школу для детей, противопожарные сооружения, молочную ферму, закончить благоустройство поселка и возвести необходимые сооружения на производственных участках совхоза. Первая половина зимы 1930-31г. была нормальной; не было никаких отклонений, мешавших производству работ. Наступил февраль 1931 года. В начале февраля я возвращался из Москвы со съезда строителей «Зернотреста». Сойдя с поезда в Ростове, я был поражен представившейся картиною. Вокзал оказался битком забитым пассажирами, для них были приспособлены станционные пакгаузы и другие подходящие железнодорожные помещения. В гостиницах ни одного свободного угла. Оказывается, третий день бушевала стихия. Снежный буран был такой силы, что все поезда, шедшие на Северо-Кавказской железной дороге были задержаны на станции Ростов. Задержался в Ростове по этой причине и я. Мне пришлось ждать 10 дней, пока буран несколько утихомирился. За это время в Ростове собралось около 300 зерноградских пассажиров, в большинстве, студенты ВТУЗа, возвращавшиеся с зимних каникул.
Для нас сформировали специальный поезд, снабдили всех пассажиров лопатами для расчистки пути, так как, несмотря на уменьшение силы ветра и непрерывно работавшие снегоочистители, в некоторых местах пути быстро нарастали снежные перекаты, которые необходимо было расчищать, чтобы поезд мог двигаться дальше. 70 км пути, отделяющие «Верблюд» от Ростова, мы ехали ровно сутки. Во многих местах путь был завален до проволоки на телеграфных столбах.
Добравшись, наконец, до Зернограда, я обнаружил такую невеселую картину: с двухэтажного, значительного по размерам в плане, здания агролаборатории была целиком сброшена крыша; больничный городок засыпан снегом совершенно, без признаков того, что на этом месте имеются какие-либо строения; крыша на терапевтическом корпусе вся изломана. От снега непрерывно очищался только вход в здание для обслуживания находившихся в нем больных; освещалась больница круглосуточно только электрическим освещением. Здания поселка с незащищенных от ветра сторон занесены снегом до окон третьего этажа, а двухэтажные — до конька крыши.
Хочется упомянуть об одном курьезном случае. Летом 1930 года недалеко от больничного городка строились одноэтажные индивидуальные дома для врачебного персонала. Придя на стройку с очередным осмотром, я обратил внимание, что из квартиры не имеется внутреннего лаза на чердак. Я указал на это прорабу и сказал, чтобы он сделал этот лаз из передней, так как зимою хозяйке он будет очень полезен. Прораб стал противиться, ссылаясь на отсутствие лаза в проекте. Я настоял. Лаз был сделан, и в этом доме временно поселился тот же прораб. Во время указанного бурана дом совершенно занесло снегом, и лаз служил единственным способом для сношения семьи с «внешним миром».
Зима окончилась, а с нею, казалось, окончились и бураны. Но это только казалось. Закончился в совхозе весенний сев, стоял солнечный теплый апрель. Вдруг в один прекрасный день подул значительной силы ветер, перешедший в земляной буран, который бушевал трое суток. Он снес с выдающихся холмов верхний слой почвы вместе с посевом, засыпал землею построенные нами профилированные дороги вместе с кюветами. Эти дороги позже поросли пшеницею, их пришлось возобновлять, а поля пересевать.
Лето 1931 года было очень дождливым; это мешало строительству, но программа и этого года, а вместе с тем и строительство в целом, были закончены, и Зернокомбинат с его отделами: ВТУЗом, научно-исследовательским институтом и совхозом получили все необходимые для них сооружения.
Все местные климатические условия были учтены в процессе строительства и получили соответствующее отражение в проектировании конструкций зданий, но один весьма существенный вопрос не получил своего завершения.
Зимние бураны и летние суховеи дули всегда в одном строго определенном направлении. Для того, чтобы оградить от них поселок, необходимо было на их пути, на его окраине, насадить мощный лесной массив. К этой задаче мы приступили осенью 1931 года, но, к сожалению, сделали очень мало, насадив только около 10-15 га разнолесья. В это время была произведена реорганизация управленческого аппарата. «Зернотрест» упразднили. Строительный аппарат расформирован. Я был переведен в город Торжок на строительство учебно-опытного льнокомбината.
Я уезжал ночью, с грустью оставляя в необозримой степи ярко освещенный электрическим светом новый город, вызванный к жизни для свершения великого дела социализма.
Трудно было бы назвать наиболее выдающихся работников-строителей этого города; их было подавляющее большинство в коллективе; легче было бы сказать о незначительном исключении, но для истории города нельзя не упомянуть о таких работниках, активных организаторах и руководителях строительных работ, как прорабы: Шевкуненко Иван Гаврилович, Дунаев Владимир Иванович, Новиков Александр Михайлович, главный инженер Федоров Аркадий Андреевич и начальник строительства Трегубов Петр Тихонович, которые положили много труда, энергии и энтузиазма для выполнения возложенной на них ответственной работы и поддержания в коллективе бодрого рабочего настроения.
Семен Петрович СЕРГЕЕВ,
инженер-строитель города Зернограда,
«23» декабря 1957г.
