Русская в Абруццо - лосось среди мерлуццо
Продолжение. Начло в №№4,6,10,12,14,24.
Смеялась над теми, кто топит и моется часто; не одобряла.
Все согласны, что у неё было не в порядке с головой. Но также и с тем, что в семье командовала она; без её разрешения ни провести отопление, ни потратить денег было нельзя.
И теперь, достав из шкафа приготовленное ею заранее "приданное"("corredo") -чёрный костюм и светлое бельё- мы с соседкой Аниной обмыли Аннализу в последний раз и успели её даже одеть к приезду "старших детей" из Монтесильвано.
Было видно, что Рино и Мария готовились тщательно и неспеша; вот почему так запоздали. Одеты были по случаю и выражения лиц у них были соответствующие.
Впрочем, у Марии всегда было скорбное лицо плакальщицы, а Рино состроить любую мину не составляло труда; он был актёром-любителем и когда-то собирался стать профессионалом; вместо этого стал полупрофессиональным фотографом- снимал на свадьбах и крестинах у знакомых. Без фотокамеры не появлялся нигде и никогда.
Некрасиво подвергать сомнению чувства человека, потерявшего мать. Но: через пять минут молчания над постелью покойной он сделал первый жест: снял тело в нескольких ракурсах. Обошёл постель с другой стороны и снял ещё.
Потом расстроенно шмыгнул носом.
Через час бюро похоронных услуг уже доставило гроб, и Мария с вдовцом Дарио обсуждали, что ей туда, в гроб, положить.
-Сделай ты, Мария, как знаешь...Ты знаешь лучше меня, -слабым голосом говорил Дарио и тёр сухие глаза.
-Положим инсулин и шприцы, — решила Мария, по профессии медсестра.
Заметив моё удивление, строго пояснила:
-Я не знаю, как в вашей стране, но у нас принято класть в гроб человеку то, к чему он был в жизни привязан. Например, умер один хирург- так мы положили ему его инструменты: скальпель и прочее...Понимаешь?
Мария сомневается в моих способностях понять и усвоить, так же, как и я в её, умственных. Хотя, кто знает- может, Аннализа была так же привязана к инъекциям инсулина, как бедняга хирург- к его инструментам?
Отхожу, не мешаю. Чужая культура, чужие нравы.
-Сколько упаковок положить- шесть?- спрашивает Дарио, складывая дрожащими руками инсулин.
-Клади десять, -после недолгого раздумья говорит Мария.
-А сколько шприцов?...- Дарио смотрит на неё доверчиво, как дитя.
"Конечно, десять- по числу инъекций!", хочу подсказать я, но перед суровой Марией молчу.
На меня никто не обращает внимания; потом, после похорон, правда, дед мне предложит двадцать евро- за то, что я обмыла Аннализу...Тогда я почти обиделась, не зная, опять же, местных нравов. В дальнейшем была свидетельницей того, как дед платил Марчелло пятьдесят евро(!) каждый раз, когда тот его купал- и Марчелло не отказывался.
Но об этом речь пойдёт позже.
…...............................................................................
После смерти жены Дарио, казалось, воспрял духом, помолодел.
Стал меньше времени проводить дома, чаще выходить с друзьями из Челлино, а не только в воскресенье, как раньше. Подолгу засиживался за картами в баре и обрёл долгожданную свободу. Вернулся в беззаботное детство.
Дома никто его не ждал, скандалов ему не устраивал, и впервые за полвека тяжёлой и семейной жизни он был хозяином самому себе! Получал пенсию за двоих, свою и Аннализы, семьсот с чем-то евро в месяц, что, конечно, мало, но на скромные старческие развлечения ему хватало...
Иногда вспоминал и о нас- приглашал пообедать всех в ресторан; и однажды, разомлев от вина, попросил у Марии "Виагру". Это как-то всех всколыхнуло: Дарио больше не устраивало перекидываться со старичьём в картишки- он хотел воскресить и другие радости жизни!
Мария отговаривала деда, говорила, что "Виагра" в его возрасте опасна и может повлиять на сердце- но где там! Впрочем, спустя какое-то время Рино достал деду таблетки, исподтишка. Сама мысль о новой возможной активности отца порядком его забавляла.
Той же весной нас ждал неприятный сюрприз; нас попросили выселиться, освободить квартиру под вымышленным предлогом возвращения её хозяина в Атри (Италия) из Майами(Америка). Кто знает, какой была настоящая причина? Но факт остаётся фактом: на этой жилплощади нас больше не хотели.
Прожив на квартире шесть лет, по общим правилам аренды мы могли не соглашаться и жить там ещё в течение, по крайней мере, двух лет, но Марчелло сказал:
-Ну и ладно. Ну их к такой-то матери! Уйдём. Переедем пока в Челлино!
Я была категорически несогласна. В Челлино, к чёрту на кулички! И к тому же- к его отцу!
Но Эрколе Малагрида, доверенное лицо и друг Марчелло, имевший на него большое влияние, пообещал, что вскоре, благодаря его усердиям, мы получим ссуду в банке и сможем купить квартиру. Он решительно реорганизовывал нашу, неправильную до этого, жизнь, помогая Марчелло избавиться от долгов так же, как и от "невыгодной" коммерческой деятельности, гарантировал успех и брал на себя за нас "полную ответственность."
….......................................................................................
Не буду рассказывать о переезде, мучительном размещении нашего барахла в крошечной спальне, некогда принадлежавшей Марчелло и Рино, a также в сыром помещении на первом этаже, называемом "magazzino"("кладовка, склад"). В узком, тесном и ужасно неудобном доме ни развернуться, ни ступить было некуда.
Дарио был нашему приеду не рад.
"Не рад"- это было даже не то слово. Он плохо скрывал своё раздражение, и всё пытался выведать у Марчелло, сколько это "беспокойство" продлится.
В доме у деда в Челлино были установлены железные правила. Нельзя было:
- часто купаться;
- пользоваться телефоном, если не для вызова "скорой помощи", причём раздражали не только исходящие, за которые надо платить, но и поступающие звонки;
-смотреть второй телевизор в "нашей" комнате, когда один, дедов, уже включён; а смотрел он всегда новости- один и тот же выпуск по пять раз в день;
-слишком часто включать стиральную машину;
-и часто зажигать газ- мы "бесконца пили чай";
-слишком часто спускать воду в унитазе.
Я старалась следовать всем инструкциям, кроме самых абсурдных. У дочки это получалось хуже. Например, как-то раз она воспользовалась телефоном и Дарио нашёл его сдвинутым наискось на три сантиметра по сравнению с его обычной позицией. Это стало каплей, переполнившей чашу, дед не выдержал и закричал:
- Иди, иди сюда!!...Я покажу тебе, что делает твоя дочь!...Здесь нет никакого порядка!- схватил её за руку и потащил вверх по лестнице, вынуждая подняться следом и меня. Я ожидала увидеть там бог весть что- полный разгром, например; и вид стоящего наискось телефона, конечно, меня не шокировал.
В этот раз я, при всём уважении, дала старику укорот, попросила его не орать и не позволять себе хватать мою дочь за руку подобным образом. А насчёт её "несобранности" и "недисциплинированности" заметила: пусть он лучше промывает за собой туалет!- что делает далеко не всегда.
- Ну, что же! Я- пожилой человек, — с вызовом отвечал он.
И этим давал мне понять: "Я в моём доме делаю, что хочу".
Настало лето, и в комнатах с окошками чуть шире средневековых бойниц стало невыносимо душно. Странно, что в помещениях, где зимой можно околеть от холода и мёрзнут ноги в сапогах, летом- такая жара. Казалось, дом Коцци был задуман каким-то дьявольским разумом не для того, чтобы в нём жить, а чтобы избавиться от нежеланных обитателей.
У деда был большой вентилятор, который, я помнила, при Аннализе летом работал всегда. Я спросила: нельзя ли его взять в нашу комнату на время?
-Нет, — отвечал мне Дарио, подумав.- Он расходует кучу электроэнергии.
Тогда- то и стало мне ясно, что с дедом жить невозможно. На это я не пойду никогда. Дайте мне вырваться только отсюда.
Его жадность и ревность ко всему, что было в его доме, можно было сравнить только с его косностью и самодурством. Завязать с ним душевный разговор, установить человеческий контакт- казалось немыслимым; и я перестала пытаться.
Досада его по поводу нашего переезда усугублялась тем, что раньше к деду ходили уборщицы. До нашего вселенья в дом их присылал муниципалитет.
Обе поселянки средних лет, для нас- зауряднейшей внешности, деду казались двумя прекрасными феями. Неизвестно, какие планы наш дед, снабжённый "Виагрой", строил на их счёт, но только планы его развеялись, как дым. С нашим появлением он перестал быть "одиноким" в глазах муниципалитета, и женщины перестали его посещать...Горю Дарио не было предела; он этого даже не скрывал, упрекая меня в потерянном сервисе уборки. Напрасно я уверяла его, что уберу не хуже- дед лишь с досадой кряхтел.
Было ясно, что я ни в коей мере не смогла бы ему заменить тех двоих; моё общество было ему насколько же нежеланно, насколько желанными были уборщицы из коммуны.
Нас с дочкой он избегал оставлять одних, насколько это было возможно. Никуда не выходил из дома, пока и мы куда-нибудь не уйдём. Боялся, что в его отсутствие мы начнём "потреблять": жечь свет, купаться и плескаться в ванной, играть со стиральной машиной и всем звонить.
-А! Это опять ты!...- злобно отвечал Дарио по телефону, когда моей дочке звонил поклонник.
B конце лета дочка уехала в Рим, поступать; и в сентябрe я и в кои веки раз полностью согласный со мной Марчелло переехали в крошечный чуланчик с кухней на море, в дом для отдыхающих, принадлежавший Этторе.
Поначалу, пока было тепло, эта убогость казалась мне раем. Прежде всего- там не было Дарио!...
Наверное, свёкор испытывал ту же радость. Представляю себе: вернулись и тётки из мэрии, и наш дед, наконец, вырвался на свободу!
ГЛABA 8.
MAPЧEЛЛO – O ПPEKPACHOM ПOЛE.
“ ...А вот ещё одна голая женщина- Брамбус!..."
(M. K.)
Дедушка Дарио любил женщин. Смолоду считался ловеласом- ещё когда служил карабинером, носил униформу и тоненькие усы.
Как-то на семейном обеде он объяснил сыновьям, какие женщины нужны и для чего.
Вкратце, они бывают двух типов: для недолгой связи (он показал руками и телом ряд быстрых конвульсивных движений и после- бегство с места преступления), или же для брака и семьи (движения стали неспешными и размеренными), и в таком случае, надо "держать их дома", для обслуживания и работ по хозяйству.
В любом случае, женщины, по Дарио, выполняли полезные функции, но роли особой не играли. А я-то думала- откуда у нашего Марчелло, не говоря уже о брате, странныe взгляды на вещи!
Как видит Марчелло прекрасный пол- сказать трудно; он не представил нам цельной доктрины или каких-то связных соображений. Можно судить об этом только по его отдельным высказываниям в разных ситуациях.
Я тут собрала некоторые из них.
"Факт тот, что женщины- они очень...дьявольские".
"Многие женщины об этом ( о сексе- прим. авт.) вообще не думают...Им неловко, они стесняются, им противно..."
"Женщина пошла со свиньёй...Хотела пойти и с ослом, но боялась, что копытами испортит ей постель"(цитирует итальянскую поговорку)
"Женщина думает: "Он меня любит!", а у того в это время- яйцетоксикоз; он озабочен…!"
Воспоминания юности:
“Это была такая прекрасная история, что я её помню как сейчас!...Как резвились тогда в кустах, ты не поверишь!! Я скажу тебе больше: помню даже точное место в кустаx! Каждый раз, проходя, вспоминаю...”
“Была одна синьора, в такой миниюбке, что захватывалo дух; красивая синьора... Нет, лицом, понятно, была страшная! не приведи господь... “
“А у женщин есть уретра?...”
…………………………………
На конкурсе "Мисс Адриатика 2006", проходившем в Пинето, объявляют:
-Конкурентка номер три, Кьяра Манчини, семнадцать лет!...
Марчелло( в толпе):
- Семнадцать лет?!
Синьора рядом(видимо, мама), с нежностью и горделиво :
- Да, семнадцать лет...
Марчелло:
-Да разве не видите, что она уже вся- обвисла?! Сиси- не видишь, как у неё висят?...
Синьора молчит, окаменев.
Марчелло:
-Мадонна! Да oни тут все страшные, как унитазы! Я не знаю, как им только стукнуло в голову выйти на сцену?!
Там же, обращаясь направо и налево к незнакомым людям, скорей всего, родственникам участниц:
-Ты посмотри на неё! И кто эта Диана д'Арканджело? Тебе кажется, это женщина?...А мне кажется- травестит!
…………………………….
-Я бы купил себе надувную куклу; но потом- противно- где её мыть?...А! Наверное, где моют машины, шлангом.
Рассматривая радостно афишку эротического шоу:
- Мадонна и все святые! В Абруццо приедут все эти голые бабы...того и гляди, пожалует и Чиччолина!*...А вот ещё одна голая женщина- Брамбус!
После ссоры с клиенткой из-за доставленной посылки:
-Безобразная старуха, прямо дерьмо! Лучше иметь мужчину, чем такую каргу. Такая противная баба- хуже дьявола!
И под конец, видя моё возмущение, примирительно:
-Нет, Ольга, ничего, ничего...Evviva le donne!**
Добавить комментарий
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные и авторизованные пользователи.