TUTTI MATTI . ИЗ ИTAЛИИ : BCE C ПPИBETOM!

 Г Л А В А 14.

 Г И Г И E H И Ч E C K И E П P И B Ы Ч K И , A T A K Ж E – 

 C O P T И P H Ы E И C T O P И И.

Что ж, не один Скрофетто такой.

Старые итальянцы, которые до и после войны работали в Швейцарии — а там, как известно, ценят чистоту и порядок — вспоминают об обидных и унизительных надписях на дверях публичных заведений:

 "Собакам и итальянцам вход запрещён!"

И это не имело прямого отношения к национализму; Швейцария — страна нейтральная и отношение ко всем там — нейтральное("Нет у них проблем, поэтому и личики у них такие гладенькие...как у овец", — говорит Марчелло о швейцарцах)

Просто итальянцы редко мылись и всюду плевали на пол.

Сейчас плюют редко, но моются — хоть вам и покажется странным — не все.

Особенно в таких районах, как наш, в предгорьях Аппенин, где много ещё осталось от средневековья: старых домов, старых селений, а также — привычек и мировоззрений.

И хоть вода есть везде, но отопление центральное — редкость; а газ итальянцы экономят.

В доме родителей Марчелло, например, вода нагревается маленькой колонкой в ванной, и таким образом можно нагреть двадцать литров воды — объём достаточный, считают они, чтобы "вымыться хорошо". Я один раз попробовала — мне не хватило.

Разумеется,если приспособиться пускать воду порциями и сразу закрывать кран, типа: намочился — закрыл, намылился, пустил ещё немного — закрыл; потёрся мочалкой, потом открыл окончательно — смыл с себя пену( если всё правильно расчитал).

А впрочем, зимой температура в ванной у них ниже, чем на улице, и поэтому сама мысль о раздевании вызывает дрожь. Такой же холод и в спальне, и везде, кроме как не у самого камина, где они, полностью одетые, всё зиму так и сидят.

На всё нужна привычка.

 - А как же вы зимой моетесь? — спросила я, и мой вопрос неожиданно повис в воздухе...ответом было неловкое молчание.

Ещё раньше я заметила, что ванная в их доме не производит впечатления...обитаемой. Не похожа на помещение, которым часто пользуются, а больше на что — то вроде чулана: заставлена тазами, вёдрами с картошкой и прочим.

Потом Марчелло мне объяснил, что зимой родители почти не раздеваются, а значит, и почти не моются.

Думаю, что "почти" здесь — дипломатическая увёртка.

А летом? летом моются холодной водой, которая "прекрасно тонизирует и закаляет". Поэтому, с гордостью подчеркнул он, вся их семья никогда не простуживается. А мы, которые привыкли мыться горячей водой с мылом( и, по мнению его мамы, моемся слишком часто — постоянно кто — то торчит в ванной), напрасно взяли себе эту вредную и расточительную привычку. Таким образом человек, моющийся тёплой водой, рискует заболеть (конечно!выйдя потом на холод, в неотапливаемое помещение!)и расходует зря кучу денег.

Причём: родители, в отличие от наших, которые знай твердят: "Смени носки, помой шею, прими душ", не поощряют детей к купанию.

 - Что ты всё моешься? — неодобрительно говорит Аннализа сыну, когда он в кои веки раз, кряхтя, неохотно бредёт в ванную, — в дерьме вымазался, что ли?...

Очень интересно.

С нежностью в сердце вспоминаю, как уже в октябре в Ростове автоматически включали отопление, и дома можно было ходить в майке и трусах, а не в куртке и валенках.

 - В Италии, чтобы топить квартиру с утра до вечера, нужно быть миллионером!! Заведующим отделения в больнице!... — злобствует Марчелло.

Но вот ещё в чём дело: холодная вода, хотя и закаляет организм, зато не растворяет жир и не смывает грязь. И плохо борется с дурными сапахами; поэтому человек, моющийся холодной водой, может, и не болеет, но изрядно воняет.

Вот отчего в старом доме в Челлино сразу шибает в нос запах старого сала вместе с пылью; так пахнут долго лежавшие овечьи шкуры, тулупы, а также — родители Марчелло.

Конечно, не верю, что в целом, как нация, итальянцы моются реже, чем представители других народов мира... — есть ещё чукчи, монголы, якуты...

Уверена, что в других кругах итальянского общества, куда я не имею доступа, дела с гигиеной обстоят куда лучше; но в тех, куда я доступ имею — к сожалению, так. Очень много засаленных личностей, называющих друг друга за глаза презрительно: "цоццо" или "цоццонэ"("грязный").

На улицах — будь то Рим, Пескара или такой маленький городок, как Атри, всегда достаточно мусора и собачьих какашек.

Мы как — то привыкли, а вот подруге, приехавшей меня навестить из Норвегии, это сразу бросилось в глаза. Она и её шестилетний сын передвигались по узким улочкам Атри зигзагами и большими прыжками, рассматривая не достопримечательности нашего "города — музея", а то, что лежало у них под ногами.

Подруга была заметно раздражена, каждую минуту повторяя:

 - Тима! Не вступи в дерьмо!...Не вступи в говно, я тебе говорю!!

Было ясно, что они у себя в Норвегии к этому не привыкли; там такое на улице не валяется. Кончилось тем, что я почувствовала себя виноватой за весь этот беспорядок: какое впечатление может остаться у иностранцев от Италии?...

А ещё в публичных местах можно столкнуться с интересным поведением в туалетах: а) не промывают и б) не закрывают дверь.

Что это? Забывчивость или вызов обществу?...

Я сталкивалась с этим не раз.

Между прочим, об этой сторонe жизни пишут мало. Стесняются и умалчивают. Мужества не хватает.

А напрасно: архиважная, как сказал бы Владимир Ильич, штука.

И если проявите наблюдательность, то поймёте, как точно характеризует человеческую личность то, как, когда и где ходит она в туалет.

Все там бываем: от двух раз в день, что нормально, до одного раза в два дня(что тоже, говорят, нормально). Всё, что чаще трёх раз в день — уже почти понос, хорошего мало; а всё, что реже, чем раз в два дня — уже запор. Опять — таки неприятно, и влияет на тонус и настроение.

Наблюдая за околотуалетными повадками и привычками, можешь многое узнать об интересующем тебя индивиде.

Нерешительный сидит подолгу; задумчивый превращает сортир в свой рабочий кабинет; бодрый выскакивает оттуда, насвистывая и на ходу застёгивая ширинку; мнительный "после посещения" всегда моет руки; рассеянный может оставить включённым свет и не промыть унитаз.

Например, моя мама выросла в советское время и почти всё детство провела у бабушки в станице.

С каким умилением и отрадой вспоминает она, как тихими вечерами ходили они с девчатами в кукурузу — послушать сверчков и покакать!...

Там садились в кружок, насколько тесный — не знаю, и рассказывали истории, в основном, страшные, такие, которые безусловно заставят какать даже того, кто не хотел...Типа: " чёрная рука приближается...чёрная рука уже совсем близко..."

Здесь налицо коллективизм, простота, доверчивость и небрезгливость.

Мама и сейчас, на пенсии, имея изолированную квартиру, предпочитает жить у бабушки в коммуналке, где много народа, есть, с кем общаться, и семь или восемь семей пользуются одним туалетом. За дверью сортира в коммуналке висит интересная коллекция — семь или восемь различных сидений — "кругов": деревянных, пластмассовых и так далее(опять же — индивидуальность владельца!), и каждый обитатель этой квартиры, нaправляясь по своим делам, снимает с гвоздика личный круг.

Вот бабушка была куда брезгливей. Находясь в состоянии вечной войны с соседями, в той же коммуналке она ходила по большому и малому только у себя в комнатe, пользуясь своим эмалированным горшком с крышкой; а в общий сортир лишь носила его торжественно выливать.

Потом прополаскивала его над общей раковиной.

Иногда в тот же умывальник и выплёскивала, если туалет был занят — были у неё такие хулиганские наклонности.

Случалось ей, в минуты гнева, выплеснуть содержимое горшка и на своих старых врагов — Шрайершу и Бубнову. Те, впрочем, в долгу не оставались: бросали клочки волос и куски мыла в её кастрюли на кухне...Коммуналка жила по законам вендетты.

И руки бабушка мыла часто. Демонстративно протирала спиртом трубку общего телефона, прежде чем звонить.

И мне говорила: "Ты, Олечка, мой руки — а то там, в коридоре, все берутся за дверные ручки..."

Мужчинам же, здороваясь, руки не подавала совсем.

 - Я, Оля, — говорила она, — с мужчинами за руку не здороваюсь.

 - Почему? — спрашивала я.

 - А потому что, Оля, детка, — понижала бабушка голос, — они, понимаешь ты, ходят в туалет и руками там берутся...за всё, — туманно объясняла она. — А руки потом не моют. А у мужчин, Оля, моча — знаешь, какая вонючая?...

 - Ххх — хх!... — смеялась до слёз тётя Тоня, соседка, почти лилипутка. — Хх — ххх — хрр!... — смех у неё был такой. — Ну, ты, Рая, прямо Америку открыла!...Ххх...

 …………………………………………………….

Но это так, лирическое отступление.

А вообще, человек проводит в туалете значительное время своей жизни — конечно, несравнимое с тем, что уходит на сон и еду, но сравнимое, например, с тем, что уходит на секс, а у некоторых, с возрастом, и больше — начинаю я замечать...конечно, без обобщений; всё очень индивидуально.

Нет, я, кстати, в сортир захожу и выхожу из него решительно и быстро. Журналов и книжек там не читаю — есть более приятные места, чтобы листать журналы; но Марчелло берет с собой прессу всегда.

У мужчин в Италии, как и везде, ко всякому делу — свой подход, отличный от женского.

Скажем, ни разу ещё не встретилась мне женщина, которая, зайдя в туалет, не постаралась бы там запереться. Мужчины делают так далеко не всегда. Не говоря о том, что зачастую оставляют несмытой свою действительно вонючую, права была бабушка, и пенистую мочу!

Пару — тройку раз случалось мне, открывая дверь в общественный туалет в муниципалитете, или в баре, или в каком другом месте, полном народа, застать врасплох мужичонку, вечно что — то там трясущего и запихивающего в ширинку...Заходя после такого типа внутрь, я всегда находила крючок или задвижку в полной исправности. Так что это такое? Эксгибиционизм или презрение к окружающим?

Такие типы, в любом случае, научили меня бдительности: я стала осторожно заглядывать, прежде чем войти, даже если дверь открыта.

Но и здесь случается ошибиться.

Как — то раз стремительной походкой зашла я в центральный бар Пинето. Мне пришлось заказать кофе, чтобы скрыть истинную причину посещения. Неписанный закон гласит: если хочешь зайти в туалет в любом баре, желательно вначале что — нибудь заказать, а не сразу ринуться к цели, очертя голову.

 В противном случае вам, конечно, ничего не скажут, но посмотрят косо.

В заднем зале, там, где туалеты и бильярд, было битком набито и накурено; за столами играли в карты, кто — то стоял у бильярда, но мне было недосуг их рассматривать; меня гнал мощный пузырный рефлекс.

Дверь туалета была приоткрыта; но я, не веря этой уловке, осторожно вступаю, заглядываю — никого нет. Слава богу!...

Порывисто вешаю сумку, задвигаю задвижку, на ходу расстёгиваю джинсы...

...Писун оказался во второй комнате, там, куда я так спешила, и был занят своей обычной вознёй. Да будь же ты неладен!...

Я закрылась в туалете с недописавшим "синьором"; и неужели никто из сидящих снаружи не мог меня предупредить?

Рассердилась на всех и ушла, не стала ждать, пока тот выйдет, среди картёжников, которые, может, развлекаются у себя в баре подобным образом. Вышла так же стремительно, как и зашла.

Но что это, скажите мне, за джентельмены, которые в туалете не закрывают ни одной из двух дверей?...Бессовестные писуны, вот что.

 ………………………….

Разное случалось в итальянских сортирах.

Например, в женском на вокзале в Джулианове я отчётливо слышала в кабинке рядом со мной два голоса — мужской и женский; они оживлённо болтали между собой, но услышав меня, притихли.

Я не знала, как себя вести. Может, это грабители, которые дожидаются, пока жертва усядется на насест, чтобы затем, внезапно ворвавшись, столкнуть её с унитаза и сорвать норковую шапку?...или схватить сумку?

Но вспомнив, что такое сокровище, как норковая шапка, я давно уже не ношу, решила довести дело до конца.

 - Слышишь? — с крайним удивлением заметила дама кавалеру, уловив журчание, — там кто — то писает...

"Ясное дело, — подумала я, — писаю. А вы — то там чем, чёрт возьми, занимаетесь?..."

А вот и последнее приключение из той же серии.

Гуляла я недавно по Пескаре — хотелось хоть вспомнить, как люди в городе выглядят. Пескара по сравнению с Атри или Пинето — всё же город какой — никакой.

Чай с пирожным в кафе, как водится; всё хорошо, прекрасный вечер...Перед тем, как продолжить прогулку, решила — на всякий случай зайду.

Зайду в туалет профилактически; а то потом — кто его знает, когда?...

Вижу два туалета: нормальный и для инвалидов. мне нравятся туалеты для инвалидов: они просторней — чтобы коляска въезжала, чище — в общем, красота и комфорт. Только кнопки, чтобы воду спускать, что — то не вижу. Зато сбоку со стены свисает шнурок.

 - А — а! — подумала я, — ну, может, им, инвалидам, так удобнее.

И дёрнула за шнур.

И тут, вместо смыва:

 - Йиииии — ииии!!! Йииии — ииии — и!!! — включилась сирена. Аларм такой, как будто сейчас будет авианалёт, не меньше. Паника.

Тут я сообразила: шнурок повесили на случай, если кому — то из "антикапатов" станет плохо и нужна помощь. А смыв — совсем в другом месте.

И точно. Вот она, эта кнопочка — за бачком. И — скорей выбираться оттуда.

Сирена воет громче, чем у пожарных или полиции; и вот уже мчатся на встречу, побросав все дела, две встревоженные официантки.

И люди вытягивают шеи. Стыд — то какой.

 - Я, понимаете, совершенно случайно дёрнула за шнурок, — объясняю я.

 - Смыв — там, сзади, — понятливо кивает официантка и отключает, наконец, тревогу.

 - Да — да, я нашла, — оправдываюсь я. Не хватало ещё, чтобы подумали: дурные иностранцы не знают, как промыть унитаз! — Но совершенно случайно я дёрнула...

 - Никаких проблем, — заверяет она.

Видно, у них такое не раз случалось, и эта сиренa воет, поднимая весь квартал, по три раза на день.

 …………………………………………………….

Человек с мужественным именем Коррадо, один из старейших наших коммерсантов и большой любитель вина, решал проблему по — своему.

Он то ли не любил отлучаться от прилавка, то ли был слишком ленивым, чтобы добраться до бара или ещё куда...и потому мочился в целлофановые кульки, те самые шоппинг — пакеты, куда кладут покупки, отойдя немного в сторонку к грузовику.

 - Oh, no! — воскликнула в этом месте рассказа знакомая англичанка Энни с грустным неодобрением. Разговор у нас шёл о разных привычках и нравах итальянцев; а поскольку она живёт здесь больше тридцати лет, то наблюдений у неё накопилось немало. И эти наблюдения, отчасти, лишили её мужества и веры в людей.

Oh, yes! Иногда он писал в пакет, сидя в кабине грузовика, ен спуская бдительного взора с прилавка, и как только какая клиентка пыталась привлечь его внимание, говорил ей, дописывая в кулёк, из окна:

 - Сейчас — сейчас, синьора, терпение! Одну минутку — и я весь к вашим услугам...

Кульки он бросал под грузовик, и к окончанию базара там их лежало несколько; а поскольку Коррадо не только не был мужественным и благородным, как можно было бы ожидать от человека со звучным именем, а обладал, напротив, характером мелкого пакостника, то норовил бросать свои кульки и под фургоны соседей.

Tе, кто это замечал, ругали его "свиньёй" и "сукиным сыном", а также грозили вызвать карабинеров, но его это мало трогало.

Он возил за собой большую бутыль вина, и постоянные возлияния его очень стимулировали к частым "изливаниям".

Одним из немногих преданных и верных друзей Коррадо на базаре был Джованни, продавец плетёной мебели и корзин. Он Коррадо не критиковал, и всегда с удовольствием пил с ним вино.

Однако, случилось так, что и этот единственный впал в немилость. Вздорному старику взбрело на ум, что Джованни, такой скупердяй, все эти годы пил с ним вино, из его бутыли, а ведь мог бы хоть раз угостить его своим!...И однажды, когда в бутыли осталось совсем уж немного, на дне, Коррадо употребил и этот сосуд по назначению.

 - Попробуй, как тебе это винцо?... — с дьявольской ухмылкой предложил он бутыль другу.

Джованни хлебнул, скривился, хлебнул ещё...

 - Ну, как?...

 - Да что — то мне кажется, это вино...не очень, — признался тот неохотно. Любил пить "на халяву" и не любил критиковать.

 - Да?...Может, осадок на дне?...Ну, не нравится — вылей, — ехидно сказал Коррадо.

 - Да нет...ничего, пить можно, — и бедный Джованни допил вонючую жидкость, — жаль добро выливать.

Коррадо был доволен; нехорошо смеялся и многим потом за спиной у соседа своим поступком хвалился.

Как — то раз на ярмарке в одном из окрестных городков, которые все на одно лицо — Кастиленти, Кастильоне, Монтефино — крепостная стена на холме, пара церквей и ратуша — досталось ему место наверху, на этой самой стене. А внизу, вдоль стены, проходила дорога, где во время ярмарки и гуляет народ...

 - Oh, no! — воскликнула снова Энни, хватаясь за голову. — Я уже, кажется, знаю, чем кончится!

И она не ошиблась.

Коррадо на своём возвышении писал, как обычно, в кульки, и бросал их под грузовик. Потом что — то, уж не знаю, что, пошло не так, и он разозлился. Кто — то вывел его из себя; и он пнул один из кульков, тот полетел со стены и плюхнувшись вниз, туда, где ходила публика, лопнул. Полетели брызги; раздались истошные вопли...

Пришли карабинеры.

Они обступили Коррадо, который, маленький и тщедушный, как многие итальянцы старого поколения, наивно пытался отвести от себя подозрения, запихивая ногами другие кульки подальше под грузовик...

Чем закончилось — не знаю. Наверное, штрафом.

Такая вот "местная специфика".

 ...........................................................................

 - Да что же ты, матушка, — скажет возможный читатель, — так окрысилась на итальяшек?...Они тебя, можно сказать, за твои же деньги приютили, обогрели, а ты их так распинаешь по всем статьям, аж сочишься вся...И дебилы они, и пьяницы, и скряги; а теперь ещё — и вонючие?

 - Совершенно верно!...А женщины ещё — не бреют подмышек и носят чёрные лифчики под белой блузкой и наоборот...

("Ну, что? Получили?...Получили?!")

 - Нет, это уже надругательство над итальянской нацией. Не нравятся они тебе? Или у тебя с ними есть личные счёты?

 - Да нет...Просто достали они меня, понимаете?

 Утром сегодня подходит ко мне один и говорит:

"Ээ... бонджорно! Ищу вот женщину для уборки. И поскольку Вы — иностранка, я думал : может, Bас зaинтересует эта работа?"

Еще бы, как же иначе. Иностранцы здесь специально для таких работ и находятся.

"Нет, спасибо, — ответила я ему. — И я как раз вот искала кого — нибудь для уборки. Если будешь стараться, хорошо заплачу".

"Ээ...не хотел вас обидеть", — смутился человек и быстрeнько удалился.

Надоели...слишком долго с ними живу.

 - Так должна ты, ради справедливости, теперь какой другой народ похвалить и привести в пример. Только не русских.

Хватит уже об этих русских; знаем мы их прекрасно, нечего тут уйню — муйню разводить — все свои.

 - А вот...китайцы! Похвалю — ка я китайцев. А вы, если что против имеете — можете возразить.