TUTTI MATTI . ИЗ ИTAЛИИ : BCE C ПPИBETOM!

Ну, а теперь вернёмся к загадочной личности, звонящей по телефону?

К анонимному доброжелателю.

Ни для кого не будет новостью, если скажу: все браки переживают кризис.

Ещё бы! Понятно. Надоедают друг другу до смерти; на горизонте возникают соперники...

Та же ситуация не обошла и меня; только моей соперницей ...стал мужчина. Этот факт меня несколько удивил.

Где — то за год до анонимного звонка этот тип появился в "лошадном агентстве" и сразу всех очаровал. Ну, не всех, а самых впечатлительных, вроде Марчелло и Гверино, молодого паренька в очках, которого привеёл в агентство папа, когда тот был ещё в нежном возрасте, и который бросил, наконец, из — за пагубной страсти к лошадям университет.

Грациано Бартолоцци электризовал! Он приходил с улыбкой на гладком приятном лице, смеялся, вытаскивал деньги из кармана и щедро всех угощал в баре.

Во время забегов он возбуждался и "скакал" по агентству на воображаемой лошадке, двигая "поводьями", как делают дети. А если выигрывал, то кричал:

 - И айда — а!!...К кассе! Вот так вот!!...К кассе!

И очень нравился новым друзьям.

Вскоре они стали буквально неразлучны, ходили за ним по пятам, Марчелло и Гверино. По очереди угощали друг друга обедами и ужинами, и Грациано звонил Марчелло по сто раз на день, только чтобы сказать:

"Чао!! Ты где?...А я — здесь!"

Казалось, и часа не могут прожить друг без друга. Каждый раз лицо Марчелло расцветало нежной улыбкой, как только он подносил телефон к уху:

 - О! Грациано!... — восклицал он так ласково, будто слышал голос любимой девушки. Да что там! С женщинами он никогда так не говорил. Я, по крайней мере, не замечала, и давно не видела таких улыбок, адресованных мне.

Грациано стал просто его кумиром. И это ещё не всё.

Если днём он работал в какой — то коммерческой организации, то по вечерам пел в различных барах.

И вот, представьте, начал петь в баре напротив лошадного агентства. Туристический сезон ещё не был в разгаре и певцы там, в общем, не требовались, но Грациано пел "почти бесплатно, для друзей", и "чтобы привлечь в бар клиентуру". А также устраивал караоке и многое другое.

Никогда я не любила массовиков — затейников. А Грациано был, по всему, именно массовиком. И затейником.

Конечно, Марчелло и Гверино безвылазно сидели там. Марчелло наш певец посвящал самые задушевные песни из своего репертуара, и там, где говорилось о "верном друге", отрывал руки от сердца и тянул к нему...казалось, все сейчас зарыдают.

Пел он неплохо, надо сказать, не лажал. И эта музыкальность, и пачки денег, что Грациано вечно таскал с собой, невольно впечатляли друга.

Он обещал Марчелло, что они поедут вместе в Венецию, в казино, и там Грациано, как "менее опытный", будет играть по подсказке Марчелло, а потом даст ему пятьдесят процентов от выигрыша; и поездку оплатит, конечно, он; а также поможет ему взять "почти за бесценок" новый грузовик...и много ещё чего обещал.

Марчелло верил всему и повторял восхищённо: "Да, Грациано — это...блестящая личность!"

Когда я робко напоминала ему, что до сих пор тот не выполнил ни одного своего обещания — но насчёт машины, ни насчёт казино, Марчелло отвечал невозмутимо:

 - Ну, и что? Что это значит?...

Критиковать Грациано в тот период "великой дружбы" было противопоказано — как кощунствовать и осквернять святыни.

Я, мало — помалу, начала чувствовать ревность к этой "блестящей личности". Поведение Грациано казалось мне подозрительным; слишком очевидно хотел он нравиться, постоянно в этом усердствуя; и это наводило меня на мысль - зачем?

Он так старался привязать к себе этих двух незадачливых простаков, Марчелло и Гверино, что у меня появились разные сомнения.

Иногда казалось, что Грациано ведёт себя как женщина, которая старается завоевать мужчину. Или наоборот — как мужчина женщину. В этом я не очень — то разобралась.

У Грациано была жена, на несколько лет его старше ( а ему на вид было тридцать шесть — тридцать семь), выглядевшая, по здешним меркам, довольно смело, если не сказать — вызывающе: открытый пупок, перфорированный и усыпанный блёстками, ранней весной, когда ещё холодно; короткие юбки с разрезами до бедра и всё в таком духе. Иногда она присутствовала в баре, пока муж пел, но взаимного интереса друг к другу они не проявляли.

Грациано был вежливым и слащавым с женой, но никогда — таким оживлённым и возбуждённым, как с Марчелло.

Он приглашал его на ужины со своими "клиентами", "не хотел идти один, без своего лучшего друга", однако там представлял Марчелло не как базарного торговца или курьера "Бартолини", а как "предпринимателя, имеющего свою фирму", или тому подобное.

Видно, его смущало, что у "лучшего друга" такой непрестижный род занятий.

Странно, что Марчелло не чувствовал себя хотя бы слегка униженным и поддерживал эту игру. Если бы имел немного собственного достоинства, мог бы и призадуматься. Это ведь даже не девушкам в шутку представляться "пилотом авиалайнера", как Никола. Здесь мужчина представляется мужчинам.

А если завтра они увидят тебя на рынке, стоящим за прилавком? как будешь выглядеть?...

Не знаю. Плюнь в глаза — божья роса.

Врал Грациано часто и безо всякого смысла. Например, будучи от тебя в двух шагах, говорил по телефону, что он — в командировке во Флоренции, или — на ипподроме в Риме. Иногда бывал тут же разоблачён, но это его не смущало — делал вид, что "пошутил".

Рассказывал смутно и путано о своей прошлой "службе в полиции", и о том, как он её оставил при загадочных обстоятельствах, так как в полиции "все подкуплены" и бытуют "всякие злоупотребления". Я не верила: нa бывшего полицейского он не был похож; скорей всего, знал о службе в полиции понаслышке, от своего отца, который вроде действительно там служил.

Неважный, может быть, из меня психиатр, но что — то мне всё это напоминало. Психомоторное возбуждение, эйфория, скачки на невидимой "лошадке", частая смена идей, склонность к бессмысленному вранью. А ещё — желание казаться не тем, кто он есть, и нравиться — нравиться любым способом. Быть в центре внимания.

А?...К некоторым описаниям душевных расстройств подходит. И как нельзя лучше.

Но Марчелло отмахивался от меня, как от назойливой мухи — уж очень этот Грациано его развлекал. Куда больше, чем я.

К тому же, я не умею петь; наличность моя к тому времени кончилась — была вложена в дело, а пустых обещаний я не даю...Поэтому заинтересовать Марчелло мне было поистине сложно.

Но понемногу Грациано стал показывать и "оборотную сторону" своей медали.

Начал издеваться над Гверино, а потом и говорить о нём гадости — даже сочинять какие — то неприличные истории гомосексуального толка, касающиеся Гверино и музыканта — аккомпаниатора Грациано. Гверино долго ни о чём не подозревал, но когда до него дошли, наконец, слухи, Грациано стал отпираться: он ничего такого не говорил, а говорила барменша Соня.

Соня была вне себя от ярости; на этом сезон выступлений Грациано в баре агентства закончился — вход для него был закрыт.

Поссорившись с владельцами бара, Грациано, "чтобы загладить вину", пообещал Гверино "очень дешёвый сотовый телефон". И принёс ему, действительно, телефон (как потом выяснилось — продал ему свой). К тому времени он уже растратил все деньги с дедушкиной сберкнижки и влез в долги, как случается рано или поздно с любым игроком. Затем предложил Гверино собрать деньги у друзей, если им тоже нужны "дешёвые сотовые телефоны".

Конечно, нужны!Гверино собрал пятьсот тысяч лир и отнёс их Грациано.

Теперь, однако, певец с телефонами не спешил; надеялся выиграть и купить их потом в магазине по обычной цене.

Только тогда Марчелло стал покачивать головой с осуждением и говорить, что так, мол, "нехорошо, нечестно".

Что не помешало ему в один прекрасный день, когда мы выехали всей семьёй в Пинето, бессовестно бросить нас с дочкой на произвол судьбы и пойти с Грациано на ужин, как только тот его позвал. Внезапный незапланированный ужин был, естественно, "только для мужчин", и нам предложили вернуться домой, в Атри, на автобусе, хотя планы у меня были совсем другими.

Обида, которую мне нанесли, бесцеремонно отправив домой, как докучный нежелательный элемент, действительно задела меня за живое.

Нет, джентельмены так не поступают!

Мы удалились, не сказав ни слова и оставив на совести Марчелло это предательство семьи в целом и дружбы со мной — в частности. Я бы не смогла поступить подобным образом. Возвращаясь на автобусе в Атри, я сожалением вспоминала о том, сколько раз выручала его в трудных ситуациях — разве давала, как Грациано, пустые обещания?...И вот она, свинская благодарность.

Если он предпочитает ужин с Грациано соблюдению приличий...А может, не знает, что такое приличия?...Ба! А может, они влюблены?...Говорят, многие мужчины доживают до преклонных лет, не осознавая своих настоящих наклонностей.

Я решила пока оставить всё так, как есть, и наблюдать за ходом событий. И наверное, всё прошло бы гладко, если бы на следующий день Грациано не сказал мне весело, в небрежной манере, глядя нахально в глаза:

 - Надеюсь, ты не обиделась?...ужин был чисто мужской....

Конечно. Разве я должна обижаться?

Я сказала ему, что так не делается. Если семья в полном составе и на одной машине выехала на прогулку, то приглашают на ужин всех или никого.

Или, по крайней мере, предупреждают заранее о "мужских ужинах", и уж в любом случае не отправляют женщин домой одних на автобусе.

Марчелло не может пожаловаться, что ему не дают выходить из дома и общаться с друзьями. Впрочим, заметила я, вся вина — Марчелло, который принял это предложение, а не его.

Грациано изменился в лице, насупился и произнёс надменно:

 - Вот как? А я надеялся, что мы будем друзьями...

Ввиду подобной фальши я отбросила всякую дипломатию и прямо объяснила ему, что совершенно не нуждаюсь в такой "дружбе" и как — нибудь обойдусь.

Слава богу, я знаю, что такое дружба, и как себя ведут друзья и не друзья — имею представление...

Не буду описывать скандал, который мне устроил Марчелло по поводу того, что я обидела "лучшего друга", дражайшего Грациано. Скажу только, что была удостоена таких эпитетов, как "фальшивая", "скандалистка" и даже "засранка".

Очень хорошо.

Наши отношения, как оказалось, держались на соплях, и мне не жаль было бы, если бы эти сопли окончательно расклеились. Если из — за такого ничтожного типа, как Грациано, мой муж готов бросить меня посреди улицы и говорит мне такое, значит, наши дела очень плохи.

Я стала думать всерьёз о разводе и даже посетила сайт www.divorziofacile.it ("лёгкий развод")

В то же самое время Гверино стали поступать домой странные телефонные звонки угрожающего и неприличного характера.

 - Уу — уу!...Уууу!... — выл кто — то в трубку. — Жопу тебе порву! Порву жж...

Гверино вешал трубку. Звонили из автомата. Голос был изменённым, но очень знакомым.

Гверино почти мог поспорить, что это был Грациано. Тем более, что раньше, пока они "дружили", Грациано много раз звонил в его присутствии другим лицам и развлекался, говоря на разные голоса: "Это доброжелатель. Твоя жена наставляет тебе рога..." и прочее.Тогда Гверино это смешило, хотя он и не понимал, как может человек под сорок лет развлекаться таким образом.

Теперь звонили ему, и было уже не смешно.

Открылись любопытные подробности.

Грациано растратил доверенные ему на работе общественные средства и был уволен, и также поступил со сбережениями дедушки, который доверял ему свою сберкнижку, чтобы делать покупки. С женой, кажется, он тоже разошёлся; но она ему, похоже, не очень была нужна с его наклонностью к "чисто мужской дружбе" и "чисто мужским ужинам".

Кроме того, он пару раз приносил в агентство фальшивые деньги. Полицию не вызывали, но просили его "удалиться без шума, по — хорошему, и больше здесь не появляться". Он и не появлялся.

Странно, что у Марчелло тоже внезапно как бы пропал к нему интерес. Больше они не звонили друг другу, но дать честную оценку действиям Грациано — певца он так и не решился. Хотя бы признал, что ошибся в выборе "лучшего друга", отдал должное моей проницательности — "ах, как ты была права!", извинился бы, наконец!

"Не всё в порядке с головой", — ограничился он, как всегда, мягким сожалением по поводу Грациано.

Прошло ещё несколько месяцев. И вот, в конце февраля, когда птички поют и уже начинают цвести деревья, иду себе по Пескаре и вижу Грациано. Неподалёку от "лошадного агентства", разумеется. Идёт прямо навстречу и не здоровается, хотя меня заметил, вне всяких сомнений.

Ну, и бог с ним. Был он странный какой — то, взьерошенный, вроде как не в себе, или в расстроенных чувствах. Видно, в агентстве Пескары дела шли не лучше, чем в Пинето.

И буквально в тот же день, после обеда — анонимный звонок...

И тут же возобновились звонки Гверино, который давно и думать о них забыл. Только теперь доброжелатель не грозил ему "порвать жопу", а говорил с родителями.

 - Ваш сын, — говорил он, — погряз в наркотиках. Спасите вашего сына!...

 - Я этим делом, — клялся Гверино, — заставлю заняться полицию. Скажу, что мне угрожают. Пусть отследят хотя бы раз, откуда звонит этот подлец!

В том, что это — Грациано, он уже не сомневался. Как и я.

Только тогда, наконец, Марчелло с большой неохотой поверил.

Как — то вечером он позвонил Грациано из автомата, не называясь, но и не меняя голоса, и преувеличенно торжественно, на мой взгляд, сказал:

 - Tu! Uomo di merda!*...

И наобещал ему заунывным голосом каких — то устаревших — откуда он их берёт? — но от этого не менее ужасных расправ. Например: "Ti incapretto"("Свяжу тебя, как козла") — то есть когда руки привязывают сзади к ногам, и так далее, и тому подобное...

Это всё скорей напоминало перечень санкций или чтение часослова, чем стращание негодяя...эх!

Грациано повесил трубку, ничего не ответив.

Так закончилась история их странных отношений. Но Грациано не был, увы, последним увелечением Марчелло.

Следующий "лучший друг" уже стоял у порога...