TUTTI MATTI . ИЗ ИTAЛИИ : BCE C ПPИBETOM!

 ГЛABA 18. 

 ПOЗHAKOMЬTECЬ; HAШ БPAT PИHO.

 KPATKAЯ ИCTOPИЯ CEMЬИ KOЦЦИ.

У итальянцев, за которых вы выходите или собираетесь выйти замуж, как правило, есть мама и папа, и почти у всех — сёстры и братья.

В общем, семья, с которой надо считаться. Советую приглядеться к семье, а также ко всем её членам в отдельности, прежде чем решиться на отчаянный шаг. Она во многом определит ваше дальнейшее существование, как бы вы ни были независимы, так как ваш будущий супруг ой, как от них зависит.

Если не материально, то морально. И наоборот.

В этой семье вы сможете сделать полезные наблюдения. Посмотрите, кто здесь командует, как папа относится к маме, а она — к нему, как они проводят досуг и о чём говорят, и вам станет отчасти понятно ваше будущее. Возможно, сейчас ваш избранник чем — то отличается от своих предков, но не так сильно, как вам кажется. Через десять лет, а может, и раньше, он уже вплотную приблизится к их модели поведения.

И если его мама вами уже недовольна, обязательно настанет такой момент, когда он поймёт, что мама была права. Насчёт вас, разумеется.

А итальянская мама — это мама особенная. "Мамма", как говорят здесь, с двойной "м", и слышится в этом звуке особый причмок, пристрастие и нежеланье младенца расстаться с грудью.

Наблюдая в течение долгого времени семейство Коцци, я выяснила, что:

 - Командует здесь мама, потом что у неё "не в порядке с головой", и все боятся её "расстроить", поэтому она может себе позволить всякое...

 - Папа её боится

 - Отношения колеблются между ненавистью и терпимостью

 - В конце концов, заправляет всем их первенец, манипулируя мамой

Да, кстати! ...Узнайте, нет ли в семье душевнобольных, особенно если вы собираетесь завести детей. А то, как говорит учительница по "науке" — "вы в курсе, что у вас может родиться ещё один дебил?"

Так вот, история этой семьи.

 Ещё до Второй мировой дед Рино Коцци приплыл из Америки, где зарабатывал деньги и даже служил в армии — и сразу построил дом. Он построил его у проезжей дороги, у подножья горы, на которой стоит городок Челлино, culo del mondo ("задница мира"), как называют подобные забытые богом места.

Старый дом с башней, средневековой кладки, оставленный кем, неизвестно, уже стоял здесь же, неподалёку, и служил им для разведения кроликов и хранения сена, а также для свалки там всякой ненужной рухляди.

Там селилось множество крыс, а в башне — летучие мыши и совы.

Почему, вернувшись из Америки, дед не мог выбрать места получше, поближе к морю, а забился в такую глушь — ума не приложу; но он поставил свой дом там, где поставил, и точка. Детей своих не было, поэтому они с женой взяли к себе одну из племянниц, Аннализу. С родителями она в дальнейшем почти не виделась, зато стала единственной наследницей дяди и тёти, к неудовольствию других племянников. Ей достались обе постройки и участок земли в три гектара: по тем временам — очень неплохо. Подозреваю, что это и привлекло, в первую очередь, красавца Дарио, начавшего без гроша в кармане службу карабинера...Он щеголял формой, чем — то похожей на гестаповскую, и тонкими усиками под носом.

В те годы, согласно уставу, карабинерам было запрещено жениться, и он решил оставить полицейскую карьеру, чтобы посвятить себя семье и более надёжному сельскому хозяйству.

О чём впоследствии очень жалел.

Никто не знает, как прошли их первые совместные годы, любили ли они друг друга и был ли мир в их семье. Детям об этом ничего неизвестно. Да и неинтересно: в семье Коцци не принято предаваться сентиментальным воспоминаниям и копаться в прошлом; всякие эмоции? чепуха и капризы. А также не принято праздновать годовщины и дни рождения, делать подарки...Я, например, ни разу не видела, чтобы родители проявили хоть каплю дружеского участия друг к дугу. Хоть какой — нибудь знак поддержки: поцелуйчик в щёку, похлопыванье по плечу, простое прикосновение, одобрительный взгляд...уже не говоря о том, чтобы сказать что — то приятное.

Тем не менее, едят всегда вместе и спят в одной, ужасающе грязной, постели — видно, такое представление имеют о "супружеских обязанностях". И не грустно ли стариться так, доживать последние дни?...

Но с детьми что — то долго не получалось. Прошло десять лет, прежде чем родился первенец Рино — засранец, неврастеник, интриган, названный так в честь деда. Спустя ещё два года увидел свет и Марчелло, ребёнок тихий и послушный, с ангельским круглым личиком, кроткий и нерешительный. Можно сказать, слабовольный.

Он не был запланирован, и только католическое отношение к абортам спасло его от возвращения в небытие.

Странно, но родители больше любят вздорных и крикливых чад, чем их послушных и исполнительных братьев...В дальнейшем тон в семье всегда задавали двое: мама и старший брат, для достижения своих целей используя одни и те же приёмы: капризы, истерики, а если надо — и прямую агрессию.

После родов в психике Аннализы произошёл перелом. Вторая версия гласит о том, что перелом произошёл в менопаузе; а я рискну высказать смелое предположение — она с самого начала была не в себе; мне трудно представить её нормальной в каком бы то ни было периоде её жизни. Дарио всегда отмалчивался, во время скандалов не отвечал на выпады жены и с непроницаемым видом курил.

Это было ошибкой с его стороны, потому что молчание мужа доводило Аннализу до бешенства.

Как — то раз в порыве гнева она хватила Дарио шваброй по голове так, что швабра сломалась, а он чуть не подавился сигаретой, которая попала ему в рот...такими методами ей удавалось вывести его из "транса".

В другой раз ссора была во дворе; она взяла с земли большой камень и шваркнула ему этим валуном по ногам...Валун попал в цель. Сигара выпала изо рта.

С криком: "Брутта матта!...Брутта матта!!*" и искажённым от боли лицом Дарио скакал по двору на одной ноге. Вторая затем опухла и почернела — едва удалось спасти её от гангрены. Но бывший карабинер продолжал стойко нести свой крест.

Доставалось и детям. В приступах злобы уставшая от домашних дел Аннализа обрушивала на любимца Рино град шальных ударов, и даже кусала его за голову, что, возможно, повлияло на его дальнейшее поведение.

Когда дети подросли, они начали ссориться между собой и с родителями.

Впрочем, родители Коцци их ничему особенно не учили. Уже хорошо, что оба окончили среднюю школу — старики — то и в начальной не досидели.

Им давали есть три раза в день точно по расписанию, с детства наливали вино — "оно даёт силу и здоровье" — и выпускали пастись на травку.

У них не было игрушек, они не читали книг; зато росли в экологически чистой среде, ели всё только из своего курятника и со своего огорода, почти ничем не болели, и с детства знали, в отличие от меня, чем одна зелень отличается от другой. То есть, с уверенностью могли указать, где растут бобы, а где — дзуккини, фасоль и салат, что для меня и сейчас остаётся загадкой.

На образовании родители не настаивали, было ясно: дети вырастут и — пойдут работать.

А жаль. Могли бы сообразить: в Италии специалист — будь то доктор, учитель, адвокат — оплачивается и ценится совсем не так, как в России, где многие из нас могли бы подтереться(или подтёрлись уже за ненадобностью) своими дипломами...

А в те годы ценился ещё больше.

Кстати, диплом высшей школы, что соответствует нашему аттестату о среднем образовании, до сих пор является в Италии предметом гордости владельца и считается большим делом. Я обнаружила это случайно. Читая в газете брачные объявления, заметила, что многие пишут о себе, особо выделяя: "diplomato, diplomata", или требуют, чтобы избранник( — ица) были "diplomato( — a)".

"Что это?", удивилась я, будучи тогда ещё слабо знакома с языком. "Не может быть, чтобы все эти люди состояли на дипломатической службе!" ...и спросила Марчелло.

Он объяснил: "diplomato" значит — "окончил школу и получил об этом диплом".

Вопрос об окончании школы никогда не приходил мне в голову; казалось само — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - —

*BRUTTA MATTA — безобразная дура ; сумасшедшая (ит)

собой разумеющимся...В Ростове, например, среди моих знакомых не было ни одного, кто не окончил бы школы, и почти никого, кто не окончил бы институт.

Тут мысль и пришла мне впервые в голову, и я спросила: " А ты? Ты — "diplomato"?

Раньше я его об этом не спрашивала; было понятно, что высшего образования у него нет — продаёт носки — но школа?...Он смутился и сбивчиво пояснил, что "в школе учился очень хорошо, но в последние два года как — то потерял интерес", бросил, и в результате диплома у него нет, а есть только "licenza media" — справка об окончании восьми классов(вместо тринадцати).

Лет с четырнадцати оба Коцци, которые тогда ещё были дружны и неразлучны, стали прогуливать школу, уходить в поля, курить коноплю.

Младшему брату хотелось во всём быть похожим на старшего, и это ему удавалось...

Странно, что родители ничего не замечали. Их худые бледные лица с мешками под полузакрытыми глазами раскачивались на тонких шеях и почти ничего не выражали. Такое славное дело, как гашиш, увлекло братьев с головой; они стали ездить за ним даже в Неаполь. К тому времени мама с папой купили детям машину, а потом и вторую. За гашишем последовал кокаин, и к моменту призыва в армию Марчелло был уже конченым наркоманом.

Жаль.Опять — таки жаль. Кажется, в школе он учился действительно неплохо, и жизнь его могла сложиться иначе, прояви родители к нему хоть мало — мальский интерес.

Братья были так же озабочены сексом, как и марихуаной.

Их одолевали два желания: курить и дрочить. Мастурбируя по многу раз в день, настойчиво и болезненно, не знали, как подступиться к женщинам. Их не научили говорить, общаться...да им и не приходило в голову, что с женщинами нужно вначале установить словесный контакт, говорить; о чём ещё там говорить?...И путь к нормальным девушкам и женщинам был для них закрыт.

Дамы пугались, завидев братьев, стрались их обойти стороной, как обходили местного маньяка Бобо, который, отсидев в тюрьме за неудачную попытку изнасилования, проникся к женщинам ненавистью и презрением, и часто сидел, поджидая их в своей машине на автобусной остановке. Когда синьоры, выходящие из автобуса, проходили мимо, он делал им знаки рукой: угрюмо манил к себе. Лицо его при этом ничего хорошего не выражало.

Надо ли говорить, что никто не шёл! Никто не спешил воспользоваться бобиным приглашением.

С братьями Коцци было то же самое.

Их взгляд был пристальным и тяжёлым, как у голодных, приценивающихся к мясу, и не выражал ничего такого, что могло бы понравиться девушке и подсказать, что в ней видят личность. К тому же, все симпатичные провинциалки в те годы были замужем, а все приличные местные девицы — под надзором родителей, в ожидании выгодного брака.

 Коцци, дети крестьянки и бывшего карабинера, не считались "блестящей партией". Поэтому к их услугам были лишь проститутки, выручающие в любой ситуации итальянцев: старых, молодых, бедных, больных, некрасивых — всех. За ними не нужно было ухаживать, чего братья и не умели; те, не теряя времени, переходили "прямо к делу", что и требовалось.

Иногда Коцци сидели в "приёмной", как у врача, в длинной очереди мужчин, мрачно листающих в ожидании порножурналы...

 - Следующий, пожалуйста!…

Или вечерами кружили в машинах, иногда останавливаясь, чтобы выглянуть из окна и спросить:

 - Сколько?...

Общение за деньги не требовало хороших манер и изобретательности. Здесь не было никакой конкуренции: только дождаться очереди и заплатить согласно тарифу...Это был даже не спорт, а так — утешение обиженных судьбой.

Но братьям Коцци так не казалось. Даже если путана нетерпеливо указывала им на часы, говоря, что до конца "сеанса" осталось пять, четыре, три минуты...или вела по телефону переговоры со следующим клиентом, который должен был сменить их в кроличьей спешке, они всё равно считали себя молодцами, латин — ловерами и покорителями женских сердец.

Это слегка приводит меня в замешательство.

Я, например, могу себе представить, как бы чувствовала себя, отсидев в очереди таких же, как я — одиноких, озабоченных и никому не нужных, за платным сексом, и наконец, будучи принятой сомнительной красоты и гигиены молодчиком, который обслуживает безобразных старух с утра до вечера, и уже стискивает зубы от ненависти, только и думая о том, чтобы поскорее вырвать у меня потную бумажку из рук и отправить меня пинком под зад в коридор...Думаю, что моему самоуважению такой опыт не пошёл бы на пользу, и ничего не добавил бы к списку "моих блестящих побед".

Даже: думаю, что позже, прийдя в расстроенных чувствах домой, я бы попросту застрелилась("вот и прошло моё время, никто меня больше, кроме как за деньги, не хочет!"). Или, по крайней мере, заплакала бы навзрыд...

По той же причине я отчасти довольна, что не разбогатела; в противном случае на старости лет меня бы мучили сомнения: а не из — за денег ли желают мне добра все эти милые люди?

Теперь этих сомнений, ровно как и денег, нет; и я любой свой успех могу смело приписывать личным качествам.

Хотя мужчины, как мы знаем, устроены по — другому; голова и все другие органы работают иначе, и самолюбие у них, видимо, проявляется в других ситуациях; или они этих тонкостей вообще не улавливают.

 Как братья Коцци, романтичнейшие итальянцы.

Понятно — ни о каком ухаживании или духовном общении с женщинами(противно только подумать!) никто и не подозревал.

В семье Коцци такого не было. Не говоря уже о цветах и подарках.

Смешно!...Такие вещи если хороши — то разве только в кино. В глупых фильмах из жизни светского общества.

Марчелло предпочитал вестерны: о настоящих, крутых мужчинах, которые ни с кем не здороваются, не бреются и смачно плюют на пол.

Кожаные куртки, задубевшие под мышками от пота, трусы, полные дорожной пыли и зверская гримаса на лице — вот пример для подражания...

Правда, попадались немолодые, разведённые синьоры и вдовы.

Таких дам он навещал по нескольку раз, а одна синьора "из признательности" даже подарила ему золотую цепочку; но такие истории случались нечасто.

В армии Марчелло стали лечить от токсикомании.

И хотя ему пришлось несладко: просил родителей, чтобы его забрали домой, рыдал по телефону, несколько раз убегал из госпиталя и обкуривался до потери сознания — в конце концов, им это удалось.

Слава итальянской казарменной медицине — ур — ррра — а!... Действительно — редкий случай.

Он полностью избавился от привычки к гашишу и кокаину, частично — от мешков под глазами, посвежел и заметно прибавил в весе.

Рино, вернувшись из армии, решил стать актёром. Пошёл учиться в театральную студию, участвовал в любительских постановках итальянской комедии в роли Буратино, и даже снялся в учебном историческом фильме — в роли предателя, сдавшего полиции заговорщиков — бунтовщиков.

Что примечательно: ему не зря дали именно эту роль — способность к предательству, этакая гнильца явно проглядывают в его физиономии.

Работы "по специальности" он так и не нашёл, в Италии актёров предостаточно; но для домашнего театра прошёл неплохую школу...

Когда вернулся Марчелло, Коцци, опять — таки вместе, взяли в аренду бар — табаккерию.

Бар приносил отличную выручку. Братья отдавали хозяину в счёт аренды лишь доход от продажи сигарет — остальное брали себе.

Всего за несколько месяцев на их счету в банке осело двадцать семь миллионов лир, а в начале восьмидесятых это были деньги.

Но Рино, с его стервозным характером, не мог удержаться надолго нигде.

Он не хотел работать; являлся в бар поздно, а там с раннего утра уже возился исполнительный брат, и только портил отношения с клиентами. А вскоре рассорился и с хозяином. С баром пришлось расстаться.

Они сняли другой — в Пинето, у моря. Этот, опять же, сулил барыши — особенно в летний сезон.

В это время вся семья Коцци из Челлино перебралась в Пинето: Дарио нашёл себе работу на фабрике.

Коцци сняли полдома у одной супружеской пары.

Здесь Аннализа, привыкшая жить в уединении, тихо и спокойно у себя в глуши, впервые столкнулась с конкуренцией в лице других женщин Пинето и отдыхающих. Все эти дамы бесстыдно разгуливали по бульвару, прямо у неё под окнами, вызывая жгучую ревность и тревогу за мужа. В этот период в голове у неё всё окончательно запуталось, помутилось, щёлкнуло, перемкнуло...и началось.

Ей стало казаться, что Дарио завёл шашни с домовладелицей.

По углам она слышала шёпот, находила странные волосы на лестнице и под матрасом...

Вряд ли подозрения были на чём — то основаны, но психика вышла из — под контроля. Годами сдерживаемая негативная энергия женщины, лишённой ласки, любви и человеческого тепла, вырвалась наружу...И Аннализа стала демоном, проклятием Пинето.

Она кричала с балкона на весь приморский бульвар, что хозяйка квартиры — "пут — таа — нааа!!!", что она застукала её под лестницей со своим мужем, а муж хозяйки — "корнуто, корнуто!!"(стало быть, "рогоносец") и, кривляясь, показывала ему рога, а потом и треснула его пару раз по башке для острастки.

Досталось и многим другим горожанам. Тема была всё та же: прелюбодейства и всеобщее моральное падение.

Поскольку никто не хотел слушать дальнейшие "разоблачения", была вызвана "скорая помощь", и Аннализу доставили в клинику "Вилла серена", что значит "Спокойная вилла", где её в лучших традициях заведения, наконец, успокоили. Но конечно же, только на время.

Аннализа стала притчей во языцех, местным аттракционом Пинето, и ещё не раз потом была гостем "Спокойной виллы" не по своей воле.

Кстати, эта история с "рогами" — ещё один пример местной специфики, неизжитый ещё в Италии(я уже не говорю о Сицилии) предрассудок.

Если в России, желая поиздеваться, вы покажете кому — то "рога" — фигуру из двух пальцев, второй и третий, или второй и пятый — вас не поймут. Подумают, что приветствуете дружеским жестом "миру — мир" или "да здравствует хэви метал!"

Здесь рога — один из худших оскорбительных жестов; хуже, чем "fuck you" и прочие ещё не укоренившиеся интернациональные символы.

Хотите проверить — покажите рога едущей навстречу вам со скоростью машине; может случиться, что она изменит направление движения и погонится за вами, хотя ещё незадолго до этого водитель очень спешил по своим делам...

То же касается обидного прозвища "рогоносец". Называя так итальянца, вы как бы полностью лишаете его мужских и человеческих достоинств, выставляя его на посмешище. Это как если бы вы одновременно назвали его жалким слизняком, импотентом и идиотом. А скажите у нас кому — то, с пафосом: "Рогоносец!" — и что?...В лучшем случае на вас посмотрят странно и ответят:

 - Тю...

Пока мама развлекала таким образом народ, сын Рино буйствовал в новом баре. Работать в системе обслуживания, с людьми, ему явно не удавалось. История закончилась так же, как и в первый раз: ссорой с хозяином, клиентами — и братьев изгнали, расторгнув договор об аренде.

Только тут Марчелло пришло в голову, что лучше в дальнейшем работать одному.

Можно сказать, что в целом семья Коцци потерпела фиаско, показав свою полную неспособность жить среди людей, даже в таком маленьком городке, как Пинето. Не выдержала, так сказать, проверки цивилизацией, и потому должна была её покинуть.

Дарио не устраивала перспектива быть мужем городской сумасшедшей. Он оставил Пинето, работу на фабрике и переселился навеки в Челлино — возделывать огород. Здесь, в удаленьи на несколько сотен метров от ближайших домов, крики и вопли Аннализы, выходившей время от времени на балкон или на дорогу, чтобы "разрядиться", не так беспокоили соседей.

Они неслись к отрогам гор и отдавались там гулким эхом.

Некоторых она всё же достала изощрёнными ругательствами в их адрес, главным образом, обвинениями в распутстве и ношении рогов.

Не обошла даже священника, который стал одной из главных её мишеней...Кончилось тем, что падре — и тот потерял терпение. Перестал её увещевать; пришёл в один прекрасный день и при всех залепил ей пощёчину.

В другое время, однако, вела себя рассудительно: аккуратно готовила, стирала и вела хозяйство. А если женщина готовит и ведёт — что ещё вам от неё нужно?!

Муж и дети по — прежнему были у неё под каблуком, так как невыполнение любого каприза грозило повторением соло на балконе, а опозоренная и так уже семья всячески старалась этого избежать. Это избаловало маму и немного испортило её и без того тяжёлый нрав.

Она по — прежнему не видела ласки от членов семьи и сама не дарила её никому; но теперь она, по крайней мере, знала, как воздействовать на них и держать в узде.

Дарио тайком и регулярно подмешивал в воду жене смесь антидепрессантов и транквилизаторов, прописанных однажды психиатром.

Дозы и длительность такого "лечения" его не беспокоили — главное, чтобы вела себя "тихо" — отчего Аннализа спала иногда целыми днями, или находилась в состоянии некого ступора.

В моменты оживления обстановки в семье бывали потасовки типа "мама — папа", "мама — сын"(естественно, старший) и "папа — сын"(те же и они), а также между братьями и всеобщие. Чувствительный Марчелло от всего этого "casìno"(шума, скандала) не выдерживал и, взяв машину, уезжал из дома, чтобы вернуться лишь поздно ночью.

Как — то раз папа Дарио в cxватке с Рино достал ружьё, зарядил его и кричал: “Застрелю, сволочь!...Убью, подлец!", но сын завладел ружьём и с размаху разбил об пол, а потом прокусил Марчелло руку почти насквозь.

Втроём не могли — или боялись? — справиться с ублюдком.

Вызывали карабинеров.

 ……………………..

Марчелло был официантом в ночном клубе, продавал мороженое в Германии, ездил в Венесуэлу к дяде, имевшему там обувный цех...но дела пошли хорошо лишь когда он вернулся в Италию и взял лицензию выездного торговца.

Жизнь шла своим чередом: базары, ярмарки, обеды с друзьями, вечером — поездки на синей Альфа Ромео. И за всё это время — ни одной истории с женщиной, которую можно было бы назвать "романом".

Первая любовь пришла к нему поздно, уже за тридцать, когда он встретил Павлу Матушкову — гражданку Чехословакии, худую блондинку с гладко зачёсанными волосами и шармом немецкой куклы. Ей было достаточно позвонить, и он бросал всё. Брал машину, деньги и гнал в Прагу по автостраде, не останавливаясь, через всю Европу.

В те времена едва закончившегося социализма даже самые бедные итальянцы чувствовали себя в Праге королями. Сейчас цены, увы, уже не те, и бедные итальянцы в Праге теперь чувствуют себя теми, кто они есть на самом деле — бедными оборванцами...

Кто знает, чем могли бы закончиться безумные поездки в Прагу, если бы не вмешался брат.

Мелкий пакостник Рино напортил и тут.

Поехав однажды вместе с Марчелло, чтобы познакомиться с Павлой, он каким — то образом с ней не поладил: устроил скандал, поссорился, наговорил гадостей. Его мнение было ещё в какой — то мере важным для Марчелло: он "представлял семью".

Что уж он сказал этой чешке — не знаю. Но могу себе представить. Факт тот, что Матушкова с тех пор и слышать не хотела о братьях; а Марчелло больше трёх лет возил с собой её фотографии в бардачке машины...

Возможно, тогда же ему пришло, наконец, в голову, что и личные дела нужно устраивать в одиночку?

Вскоре непризнанный актёр, фотограф — дилетант, и многое другое ещё — Рино — женился.

Марчелло, по расчётам семьи, не должен был жениться никогда; он был ещё слишком молод, и вообще — ему полагалось жить с родителями, досматривать их и стариться вместе с ними; и только чьё — то злобное вмешательство расстроило эти планы...

У актёров всегда было трудно с занятостью, но Рино компенсировал свою невостребованность, играя роли то деспота, то интригана в домашнем театре. Первым и самым терпеливым его зрителем, после мамы, конечно, была жена Мария, преданная Мария; "женщина с юга", как характеризует её Марчелло. А юг Италии — совсем не то, что север; там нравы другие — те ещё нравы.

Женщины там "знают своё место".

Если муж засранец и негодяй — терпеть, не обсуждать!

И Мария не обсуждает. Она в две смены работает медсестрой и ассистенткой у зубного врача, содержит мужа и дочку Кристину. Кроме того, разрешает ему покупать один за другим дорогие фотоаппараты(хобби). Их у него целая коллекция, как у суперклассного фотографа — профессионала. И мотоциклы(другое хобби), их у него, по — моему, четыре.

 При этом работающая на две ставки Мария одета скромнейшим( а по русским меркам — неподобающим)образом: носит дешёвые куртки и джинсы из супермаркета, бесформенные трико с Микки Маусом на груди; у неё нет приличного пальто или костюма на выход, а кофты растянуты и покрыты катышками.

Как — то раз Мария наставительно мне сказала — ей действительно кажется, что она знает всё о жизни? — "Ты знаешь, Ольга, как нужно составлять себе гардероб?...Меня научила моя мать".

Нет, я, разумеется, не знала, но мне интересно было послушать.

"Покупай себе одну вещь летом, одну — зимой", — торжественно изрекла Мария, — "одну летом, и одну — зимой; и так постепенно, за несколько лет, составишь себе гардероб".

Я осталась под впечатлением и не нашлась, что ответить. Между нами разверзлась невидимая пропасть.

При всём уважении к её маме, я бы подсказала ей другой способ составления гардероба, куда более быстрый и радикальный: взять пару штук евро (или, в прежние времена, миллионов лир), предназначенных для покупки глупостей для Рино, и, пробежавшись с шоппингом по бутикам Пескары, купить себе самое необходимое на первый случай; и так, за два — три шоппинга ты составишь себе гардероб...на ближайший сезон, разумеется; потом всё выйдет из моды. И в следующий сезон — всё повторить.

За все годы семейной жизни Мария ни разу никуда не выезжала. Как, впрочем, и Рино. Никогда не летала на самолёте.

По мнению свекрови Аннализы, "разве она может себе это позволить?Она должна экономить и жертвовать собой для семьи"("Ох, уж эти любимые свекровью страдания и жертвы!). Жертвовать — во — первых. А во — вторых — с кем она оставит Кристину?...не с Рино же, который не работает и не знает целыми днями, чем заняться?И разве может быть такое, чтобы жена поехала без мужа одна в отпуск?

По мнению Марчелло, Марии "и так хорошо", она "всем довольна. В своей семье ей было ещё хуже — там был деспот — отец". (И она сменила его на эгоиста — мужа).

 И потом, "женщины с юга, они все такие — довольствуются малым".

В последние годы эта измученная женщина тридцати шести — тридцати семи лет перенесла две операции по поводу кист яичника и одну по поводу варикозных вен на ногах. Во время последней из этих операций — киста яичника — семья проявила обычную "солидарность", решив все, как один, собраться в больнице и оказать бедной Марии моральную поддержку.

Проехав пятьдесят — шестьдесят километров, мы оказались в старой, мрачной и давно нуждающейся в ремонте больнице города Пенны.

В тоскливой бездеятельности, со скорбными лицами, мялись мы в коридоре в ожидании вывоза каталки.

Когда Марию, наконец, вывезли из операционной, ещё под наркозом, с полуоткрытым ртом и жёлто — землистым лицом, будто размятым прессом, каждый посчитал должным заботливо склониться над ней; причём на лицах родственников явно читалось сожаление и неодобрение( "Да что ж ты такая больная, в конце — то концов, нашему сыну досталась?...Не годишься же никуда."), а на лице мужа Рино — неодобрение вместе с гадливостью.

Да — да, прямо — таки с гадливостью он заглянул в полуоткрытый рот Марии.

В этот момент я поняла многое о жизни.

Может, понимала и раньше, но теперь плохие подозрения полностью подтвердились.

Рискуя показаться чёрствой, я, тем не менее, увела Марчелло через полчаса из палаты. Мы уже вдоволь постояли над Марией с постными лицами, и я заметила, что в данный момент мы ничем другим не можем ей быть полезны.

Он с облегчением согласился. Только Рино остался ещё на какое — то время — взирать на неё со смущённой неприязнью.

И потом, на улице, я сказала Марчелло: если со мной что — нибудь случится, неважно что — операция, попаду в аварию и прочее — никаких родственников в больнице! В моей палате, по крайней мере.

В любом случае, я предупрежу медперсонал: никаких визитов до тех пор, пока я сама не позову. Пока не буду себя чувствовать достаточно хорошо, чтобы причесаться, накраситься и принимать посетителей. И тогда — пожалуйста, приносите ваши цветы и конфеты!

И — никаких скорбных лиц. И фальшивого сочувствия.

Я не хочу, чтобы, пока я лежу без сознания, на меня глазели с гадливостью, как на раздавленное насекомое.

В такой момент можно позволить быть рядом только человеку, который действительно желает мне добра; тому, кому я безусловно доверяю; кому не противно будет, если у меня откроется рот или потечёт слюна. А здесь таких нет.

Поэтому — никаких родственников, сказала я.

Надеюсь, он понял. И моим первым кошмаром, когда я очнусь в больнице, не будут Дарио, Аннализа, Рино и Мария...и он сам, естественно.

Ну, если Марии "и так хорошо" — болея, работать без отдыха и потакать капризам мужа, отказывая себе во всём — какое мне дело?

Оставим её в покое и закончим эту "семейную" главу, больше ни на что не отвлекаясь.

Два года назад, однако, Рино стоял на пороге славы.

Каким — то образом ему удалось пробиться на съёмки двухсерийного фильма "Адвокат Порта". Отдельные эпизоды картины снимались у нас, в Абруццо. Ему дали, как он взволнованно сообщил, роль портье в гостинице, который "врёт, хитрит и всё время болтает с мамой по телефону".

Ну, чудесно! Самое то.

Я же говорю: роли дают ему не случайно. Предыдущая(и единственная) была, если вы помните, ролью предателя, выдавшего товарищей — революционеров; и за это товарищи его замучили — уморили голодом в какой — то пещере. Там были очень натуральные кадры: Рино тянется зубами к куску мяса на большой вилке, но в последний момент ему не дают укусить, отдёргивают вилку и дразнят...

Учебно — исторический фильм. Для итальянца, я думаю, смерть от голода — самая страшная смерть; вот их и учат таким образом, что не нужно предавать товарищей!

Но это было давно. А теперь, после сорока лет, ему, как Джону Траволте, предоставился второй шанс.

У брата — внешность мелкого плута и мошенника: ниже меня ростом, толстая шея, тонкие ноги, длинный нос и тонкие усики под ним. Глаза очень нечестные. Что ж, роль портье, пусть эпизодическая, могла его прославить; его могли заметить, сделать ему другие предложения...

Что — что, а врать, хитрить и говорить с мамой — Рино горазд.

Два вечера подряд, борясь со сном, пережидая многочисленные рекламы, смотрели мы этот фильм, ожидая: вот, вот! сейчас будет Рино!..

(Тогда наши отношения можно было ещё считать "нормальными").

Но он мелькнул всего лишь раз — где — то вдали, у входа в гостиницу, маленькой фигуркой у телефона. Не было даже намёка на крупный план...

Потом камера лишь мазнула его сзади по затылку, и только самый внимательный и дотошный зритель узнал бы его.

Если бы мы не знали, что это — он, и не выискивали бы его специально в кадре — кто обратил бы внимание?...

И никакой фамилии в титрах.

 .............................

...Ирина Смакина не смотрела "Адвоката Порта". Она вообще не следила за успехами Рино в кино, и увидев его, даже не поняла, что перед ней — выдающаяся личность, на которую надо обратить особое внимание.

И тем не менее, конфликт начался с Ирины.