TUTTI MATTI . ИЗ ИTAЛИИ : BCE C ПPИBETOM!

ГЛАВА 9.

 ДРУЗЬЯ MAPЧEЛЛO . ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ И ПОРОКИ.

Эта глава может шокировать какими — то подробностями.

Нас, кто провёл свое детство в детском саду и в школе, за мирными занятиями музыкой и английским, в кружках и спортивных секциях, куда нас водили бабушки и мамы.

Не судите строго. Эти бывшие дети, нашего с вами возраста, выросли в деревне, в провинции; играли, позабытые родителями, во дворе, меж вязанкой дров и кучкой навоза, среди овец и свиней, которые зачастую были их единственными товарищами по играм. Поэтому о "развитии гармоничной личности" тут речь не идёт. Тут уж что вышло — то вышло.

Некоторые из них только научились разговаривать в том возрасте, когда вы уже умели читать и писать. Это я выяснила, когда упомянув о двухлетнем ребёнке, который сказал то — то и то — то, увидела недоверчивую усмешку Марчелло и услышала:

 - Да ну!...Дети в два года не разговаривают.

Таким образом я узнала, что в их семье раньше, чем в года в четыре, никто осмысленных звуков не издавал.

Наши деревенские ровесники в Италии играли самодельными игрушками, росли на природе и книжек им, естественно, не читали. Даже про Красную Шапочку и Колобок.

В начальной школе их учили "учителя", недавно закончившие ту же начальную школу, и били ещё линейкой по рукам. А родители полностью этим наставникам доверяли и поручали им своих детей: "Если не понимает или не слушает — бейте сильнее!"

Шестидесятые годы в итальянской глуши.

И теперь подросшие "мальчики" лет тридцати пяти — сорока, выходцы из Челлино и окрестных сёл( а сёла здесь именуются "городками" или "местечками", что обозначается словом "паэзе", а местные жители — "паэзане"), встречаются иногда, чтобы поужинать вместе в каком — нибудь из местных ресторанов, где отменно готовят и мало берут. Бесчисленная смена блюд переходит затем в бесчисленные рюмки граппы и саммарцано*, ужин затягивается и нередко оканчивается за полночь. Зачастую в ресторанах сидят и целые семьи — от стариков до маленьких детей на стульчиках с перегородкой.

О чём же говорят друзья после обильного ужина и не менее обильных возлияний?

Рассказывают, под дружеское порыгивание и перепукивание, ковыряя зубочистками во рту, всякие смешные и нелепые истории, случившиеся с ними самими, а чаще — с соседями или друзьями друзей; глупые и зачастую неприличные байки.

А о чём ещё говорить?

Вот несколько персонажей этих историй: Джанкарло, Франко, Никола, Антонио — те, с кем приходилось видеться и сидеть за столом чаще всего.

Антонио Йеццони дружил с Марчелло с детства. Его дом вблизи Челлино виден там, у дальнего холма, если смотреть с балкона.

Этот приземистый и волосатый, с лысиной, очерченной кудряшками, добродушный толстяк в детстве совершил тяжёлое, невообразимое преступление: изнасиловал...курицу. Если вы можете себе это представить.

Потом её, естественно, сварили и съели.

Когда рассказчики видят, что ужасу моему нет предела, добавляют: "Это ещё что!..." Здесь это, мол, дело обычное.

Вот маленький Джанкарло, когда ему было лет двенадцать, пошёл навестить с родителями тётю и дядю ...Время обедать, а Джанкарло нет. Где он?...Родители с тётей и дядей выглянули с балкона — а Джанкарло на заднем дворе со спущенными штанами бегает за овцой...

Все были немного смущены и, не сказав ни слова, ушли в дом обедать, а мальчуган так и продолжал ловить непослушных овец.

Другой — не помню уж, кто — приставлял специально стул, чтобы добраться до коровы...

...А я — то думала, что такое бывает только в экстремальных условиях высокогорной глуши, где дикий чабан месяцами пасёт своё стадо!

В любом случае, наши родители, заметив у ребёнка такие отклонения, не сидели бы спокойно за столом, а уже назавтра потащили бы его к детскому психологу.

А то — и к психиатру. На консультацию.

Так вот, вернёмся к Антонио.

У него наморщенный лоб, двойной подбородок, маленькие глазки — лицо комика.

Глядя на него, стараюсь не думать о бедной курице.

Он хочет участвовать во всех развлечениях: ресторан, азартные игры и, конечно, девушки; но почему — то берёт с собой мало денег, а друзья не собираются бесконца одалживать ему свои.

Однажды Марчелло взял его с собой в Чехословакию, и там ему пришлось бросить обиженного безденежного Антонио в гостинице и веселиться самому.

Кроме того, у него имелся ряд значительных дефектов поведения.

 - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — -

*ФРУКТОВАЯ ВОДКА И ГОРЬКИЙ ЛИКЕP (прим.авт)

Например, всю дорогу в машине до Чехословакии Антонио то чесал голову, то ковырял в ушах, то искал что — то в носу, стараясь потом ископаемую козюлю приклеить исподтишка под сиденье. Но Марчелло замечал эти манёвры и стыдил его: "Прекрати сейчас же, Антò; экая ты свинья!" Тогда Йеццони принялся портить воздух, отчего приходилось каждую минуту открывать окошки для проветривания, и Марчелло уже начал злиться, всерьёз опасаясь простуды.

 "Э!...Тутто натурале*", — оправдывался Антò, морща лоб, разводя пухлыми руками и снова скрещивая их на животе.

Вообще, эти проблемы с газами сыграли роковую роль в его жизни.

Он не очень — то нравился девушкам.

Даже за деньги.

И единственный раз в жизни девушка, которая действительно нравилась ему, ответила взаимностью. Ему удалось даже завлечь её в постель.

Но в самый пикантный момент, когда её голова склонилась и находилась где — то между его ног, Антонио не сдержался...и дал залп. Он выпустил струю зловония ей прямо в лицо, и девушка вскочила, как ошпаренная. Напрасны были оправдания и уверения в том, что "тутто натурале"...она ушла и больше не возвращалась.

Антонио расстроенно пожимает плечами, выпячивает губу и морщит лоб. Потом снова скрещивает руки на груди.

Ему не везёт с девушками.

Йеццони окончил только начальную школу. Он несколько раз лежал в отделении психиатрии; хотя в чём именно заключается его недуг — никто не знает. Он работал уборщиком в полицейском управлении, но при знакомстве рассказывал всем, что он — коммерсант и продаёт "Гербалайф"; или что просто "работает в полиции", не уточняя, кем.

В возрасте сорока лет ему надоело жить с родителями, и он обратился в брачное агентство.

Услуги агентства обошлись ему в полтора миллиона лир( примерно тысячу баксов по тем временам).

За эти деньги ему была предоставлена возможность познакомиться с несколькими замечательными женщинами.

Так Антонио встретил Стеллу.

Стелла жила с матерью в Авецанно, городке, известном своей картошкой. До сорока лет эта рагацца** нигде и никогда — представьте себе! — не работала и почти не училась. И, ясное дело, из Авецанно никуда не выезжала. Жила всё время на пенсию матери.

Что породило такое равнодушие к знаниям, жизни и окружающему миру — неясно. Может, природные скромность и застенчивость, которые Стелла не могла преодолеть? А может, опять же, какое — о скрытое заболевание?

Интересней всего другое.

 - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - — - -

* BCE ECTECTBEHHO (ИТ.)

 ** ДEBУШKA (ИT.) — ПOHЯTИE PACTЯЖИMOE – MOЖET БЫTЬ “RAGAZZA” 15 ЛET И 50 ЛET(прим. авт.)

По словам Антонио, гордого жениха, Стелла была ещё и девственницей.

То есть, всю жизнь, вероятно, готовилась к встрече с прекрасным принцем, Антонио Йеццони. А вы говорите — "нравы", "двадцать первый век"...

 - А как она выглядит? — заинтересовался Марчелло. И все остальные.

 - Мм, — мнётся Антонио, — чем — то похожа на сапожника.

 - Как — на сапожника?... — изумлён Марчелло. Теперь — то он обязательно должен её увидеть.

И Антонио ведёт его показывать невесту.

Вообще — то Марчелло нравятся топ — модели, но и в любой обычной гражданке он найдёт при желании достоинства. Например, приезжала со мной Марина, маленькая, толстопопая, с короткими ножками и в очках; Марчелло она нравилась за лёгкий нрав и игривость.

Потом я брала с собой Любу, немного увядшую грустную женщину лет сорока шести. Тоже ему нравилась: красивые глаза. И ещё за то, как легко, "аристократично" достаёт она деньги из кошелька и расплачивается — "будто карты сдаёт".

Да, так вот, Марчелло, как многим итальянцам, нравятся почти все женщины: все, кто не уродлив — "una bella donna"...

А Стелла ему не понравилась.

Она была низенькой, плоской, с немного сморщенным лицом и выдвинутой вперёд челюстью. Впрочем, я её страшилищем не считаю, при близком знакомстве она даже милая.

"Действительно, сапожник", решил Марчелло, и отвечал довольно кисло, когда Антонио обратился к нему с надеждой: "Ну, как?..."

 - Ну...как тебе сказать? Ты сам видишь, какая она...Если тебе нравится...что ж.

Антонио со Стеллой поженились в августе. К сожалению, я не была на их свадьбе, живя ещё в России. Антò надевал расшитый широкий пояс, подтягивавший живот и делавший его похожим на толстого Фигаро.

Потом оба жили на пенсию мамы Стеллы, пока та не умерла, а после переехали в Челлино. Брак, подтверждающий теорию Марчелло о том, что люди женятся не по любви, а по каким — то другим соображениям, и в результате — всё равно несчастны, потому что брак не решает, а лишь усугубляет проблемы.

Стелла родила ребёнка. Антонио стрижёт газоны и убирает в муниципалитете за шестьсот — семьсот условных единиц в месяц.

Денег не хватает, и Стелла частенько его колотит. Антонио стремится вырваться из дома и жалеет о потерянной свободе.

Ребёнок похож на отца: морщит лоб, много ест и пукает.

Никола — врун.

Он умер в прошлом году внезапно, от инфаркта. Был полным бородатым мужчиной, причём его волосы и борода были светлыми, и чем — то походил на наших с вами соотечественников. Он и его жена Амалия пару раз приглашали нас на обед; они казались милой семейной парой.

Амалия, крашеная блондинка в очках, не красавица, но со Стеллой уже не сравнить — готовила очень вкусно.

Никола за столом рассуждал о политике и экономике, веско и грамотно, как профессор университета...на самом деле, как мы увидим, был не таким уж серьёзным.

За столом неизменно присутствовал его старый отец; к счастью он впал в детство незадолго до того, как Никола пустил по ветру нажитое им состояние, и старик пребывал в благодушном неведении. К удивлению моему, старик, бывший портной, читал "Тихий Дон", и знал, таким образом, кое — что о казаках. Приключения и жизнь казаков его воодушевляли, как некоторых — жизнь индейцев и вестерны.

Николу — вруна выгнали с работы, когда во второй, увы, раз он проделал мошеннический трюк с телефоном.

Такое уже случилось с ним на прежнем месте, за что Никола был привлечён к суду, но почему — то он решил, что в муниципалитете Челлино этот номер прокатит...

И что ему дались эти телефоны? остаётся загадкой. Здесь была скрыта какая — то патология. Прекрасная, тихая и хорошо оплачиваемая работа в мэрии позволяла ему, при желании, каждый месяц покупать себе по телефону.

Так или иначе, но только Никола освоился на новом месте, то есть в муниципалитете Челлино, как тут же пошёл в магазин и от имени городских властей купил себе сотовый телефон. Как бы для пользования в мэрии.

И счёт просил прислать туда же.

Несколько лет тому назад сотовый телефон и в Италии для многих был ещё предметом зависти и вожделения. Поэтому Никола доставал его будто бы невзначай в тесном и не очень тесном кругу и говорил, что телефон ему выдали в мэрии, на работе, чтобы "держать с ним связь", "на случай срочной необходимости". И сразу становилось ясно, что на работе Никола облечён

серьёзной ответственностью; если что — его найдут в любое время дня и ночи... Хотя какая такая срочная необходимость может возникнуть в мэрии Челлино?...

Там и сама мэрия вряд ли нужна. Так только, чтобы людей чем — то занять...

На что он надеялся? Может, на то, что счёт потеряется и не дойдёт? Или на то, что в бухгалтерии его, не глядя, подпишут и оплатят?

Однако, дело приняло, как и в первый раз, дурной оборот.

 - Какой ещё сотовый телефон для муниципалитета? — удивились в бухгалтерии. — Нет у нас такого телефона...

Разбирательство вывело без труда на Николу, в котором продавец магазина сразу признал "покупателя из мэрии". Никола — врун давал объяснения, но они не показались убедительными. Он был выгнан с работы и против него был начат ещё один процесс о мошенничестве.

И опять — с телефоном. После этого расстроенный Никола оставил, наконец, в покое телефоны и внезапно...

сменил ориентацию. Стал ездить к трансвеститам.

Путаны почему — то перестали интересовать его, равно как и жена.

Если Амалия давала ему деньги и наказ купить что — либо по хозяйству, Никола неизменно ехал к трансвеститам и все деньги тратил на них.

Эти неземные создания облюбовали себе местечки вдоль трассы, хорошо известной их поклонникам и клиентам под названием "Бонифика", и вечерами предстают там во всей красе. Если бы я ехала по трассе одна, без гидов и их пояснений, то ночью, при свете фар, мне бы и в голову не пришло, что эти экзотические длинноногие девы с волосами до пояса и осиными талиями — мужчины.

Понятно, что пластикой можно изменить пол, лицо; но сделать точёной и хрупкой фигуру, придать ей такую женственность — вряд ли. Эти красотки действительно родились мужчинами по ошибке.

Многие итальянцы, оказывается, предпочитают их женщинам, да и платят им больше.

Клиентам нравится их программа — орально — анальный аттракцион, а также ласковость и нежность в обращении; не так хамят, как их коллеги — женщины, работу свою любят. "Bello"("красавец") — так обращаются они к любому хмырю, и томно смотрят ему в глаза; таким образом, могут позволить клиенту почувствовать себя желанным.

Иными словами: только мужчина мужчину поймёт...

Трансвеститы могут быть действительно красивы, изящны и неотличимы от женщин; но Николе нравились другие — плечистые переодетые мужики со всеми причиндалами. Приглашая их на ужин — на деньги Амалии, выданные на хозяйство — он представлялся "пилотом гражданской авиации", ещё утром летавшим в Париж или Лондон...

Потому — то, наверное, его и прозвали вруном.

Его страсть к трансвеститам разделял Джанкарло, с которым они иногда выезжали вдовоём, чтобы жадно вцепиться на пару в очередного беднягу.

 …………………………………………………..

Тот самый, в детстве позорно домогавшийся овцы, Джанкарло Ферретти, высок, строен и худощав. Носит хорошую одежду: классические тройки, длинные элегантные пальто, небрежно повязанные шарфы. Если бы не нездоровый серый цвет слегка лоснящегося лица, его можно было бы назвать "интересным мужчиной". По крайней мере, наши русские женщины на него всегда реагируют так: "Слушай, ну како — ой интересный мужчина — а..."Видно, он более других отвечает сложившемуся в их представлении образу "иностранца".

Он носит бородку — эспаньолку и волосы зачёсывает назад.

Джанкарло — это вечный бездельник. Его родители — владельцы небольшой фабрики сумок, и у него не так уж много обязанностей; разве что отвезти — привезти иногда товар на машине.

В течении десяти или более лет невестой его считается девушка, работающая на его же фабрике сумок за мизерную плату.

Она его не слишком обременяет; раз в неделю они встречаются и чинно гуляют; потом Джанкарло отвозит её куда — нибудь в лесок и тут же, прямо в машине, доставляет ей, в виде одолжения, пару приятных минут, за которые, по его словам, она должна быть ему благодарна всю оставшуюся неделю. Ни разу не пригласил её даже в гостиницу; всё время в машине. В гостинице надо платить.

И так — десять лет!

Джанкарло не спешит жениться. Куда спешить? Девушка никуда не денется.

Потом у него возникли сомнения; случайно он познакомился с русской, живущей в Стокгольме, интеллигентной женщиной, хорошим человеком. Проводить время с ней было гораздо интересней.

Он ездил к ней в Стокгольм, побывал и в Санкт — Петербурге у родителей; она часто приезжала в Италию.

Но и здесь Джанкарло не был чист и ясен до конца. Он назвался русской вымышленным именем — Роберто, и весь их роман пережил под этим псевдонимом, что было тягостно для друзей, постоянно забывавших, как его нужно в её присутствии звать.

Ей, в свою очередь, так никогда и не пришло в голову заглянуть в его документы...

О, романтичные доверчивые русские!

Дальше — хуже. Подобно Николе, он вдруг утратил интерес к женщинам вообще и своё внимание переключил на трансвеститов.

Психика Джанкарло явно дала какой — то сбой: он стал трогать за колени знакомых ему мужчин, к которым раньше не прoявлял интереса, его разговоры стали провокационно — непристойными, и у Марчелло впервые возникло подозрение, что Джанкарло хочет его соблазнить.

Будучи наедине в машине, тот как бы невзначай клал руку товарищу на ширинку и делал дружеское как бы руко...(но не руко)пожатие.

Марчелло не реагировал никак. Он не знал, как реагировать.

Затем в его присутствии Джанкарло звонил трансвеститу по объявлению, и их беседа заставила бы покраснеть любого, привыкшего к скабрезностям.

 - По — моему, Джанкарло - полупедераст; бо?... — говорит Марчелло, понизив голос и неуверенно оглядываясь: вдруг тот стоит сзади?

"Бо" выражает неуверенность и сомнение, так же, как и краткое "Ммо!...", которое носит, однако, уже слегка неодобрительный характер. "Не знаю, мол, как такое возможно"...странные такие междометия.

"Полу — " они часто добавляют к словам, чтоб не сильно обидеть, смягчить: "полу — дурак", "полу — педераст"...не совсем ещё, значит.

 - А кто уж действительно педераст - так это Франко, — встрял здесь кто — то некстати.

Придётся знакомить вас с ещё одним персонажем, прежде чем перейти к новой главе — хватит уже о половых извращенцах...

Франко Павоне — немолодой респектабельный джентельмен, служащий того же муниципалитета или, по — итальянски, "комуны".

(Вывод: в комуне — одни педерасты...) Тот самый, что не любит платить в ресторане и, тем паче, давать чаевые. Всегда чопорный, важный и прилично одет. Седые волосы красит в рыжий или каштановый цвет — по настроению.

Так же, как многие, живёт с мамой и неженатым братом. И сам, естественно, не женат. В Италии в порядке вещей жить до старости с мамой и не заводить семью — не зря упала рождаемость. Это в России, если вас видят всё время с мамой и папой, и никогда — с девушкой или молодым человеком, начинают думать, что с вами что — то не так; что вы, как минимум, нездоровы, физически или психически. Или — что тоже обидно — никому не нужны.

 Пожилые итальянцы под крылом у старых родителей легко мирятся со своей "ненужностью".

Когда нам доводилось обедать или ужинать вместе, он буквально загружал подробными, обстоятельными, скучными беседами о политике, экономике и культуре. Все эти сведения малообразованный синьор Павоне черпал из телевизора и газет. Говорил он часами, и собеседник ему был не нужен, а нужен слушатель.

Помню, как один раз я слушала его из вежливости весь вечер, иногда вяло поддакивая, в то время как другие уже давно перестали обращать на него внимание и открыто игнорировали. Я тщетно искала предлог, чтобы выйти из — за стола, а Джанкарло поднялся и хотел выйти безо всякого предлога, но наш зануда, оставаясь сидеть на месте, не позволял ему этого сделать...

Как — то раз, видимо, за моё вежливое терпение, я была "награждена" каким — то неженским подарком: авторучкой и зажигалкой, с гравировкой: " От Франко". Потом несколько раз звонил мне, чтобы поговорить, в Ростов, что возмущало Марчелло, хоть он не подавал виду.

Только говорил, что это "свинство", и что "так не делается".

Чтобы подразнить, я пугала его тем, что могу выйти замуж за Франко — холостого бездетного владельца нескольких аппартаментов и кучи биржевых акций. Но это почему — то не действовало нужным образом.

 - Говорю тебе, что Франко — педераст, — упрямился Марчелло.

 - Да почему? Кто тебе это сказал?

Один житель Челлино, пешком возвращавшийся к себе домой, заметил припаркованную у обочины

машину. В ней сидел незнакомец, предложивший уставшему путнику подвезти его в гору, наверх. Тот согласился. В машине выяснилось, что водитель — приятель Франко Павоне, и ждал его здесь, где у них назначена встреча.

Затем водитель — приятель Франко повёл себя странно: стал хватать пассажира за колени и даже за причинные места! Тот, крестьянин традиционных взглядов, с возмущением отбился от приставаний, за что и был высажен из машины задолго до места назначения.

Тут навстречу им съехал с горы автомобиль улыбающегося и бибикающего Франко, и два приятеля, развернувшись, укатили вдаль один за другим, оставив горожанина чертыхаться в придорожной пыли.

Что бы это значило?

Так Павоне приобрёл, может, сам того не зная, известную репутацию. Скажи мне, кто твой друг...

Бо?...